он еще пять дней ходил! — гаркнул Карл. — Как вы можете это объяснить?

— Вы же учитель физики, — в руках доктора сверкнул шприц. — Наверняка, и фантастику любите, вот на почве нервного срыва и…

— Откуда ты знаешь, что я учитель физики? — ледяным тоном спросил Карл.

Глаза доктора забегали:

— Пожалуйста, вам нужно успокоиться! Позвольте ввести вам немного успокоительного, не то вы можете себе навредить.

Рука Карла выбила шприц из ладони доктора. Тот ловко увернулся от пятерни, пытавшейся его схватить за шиворот, и юркнул в приемную.

— Куда? — рявкнул Карл. — А ну стой!

Он метнулся за доктором, но тот ловко захлопнул дверь под носом у преследователя. Карл рванул на себя ручку, и, едва не рыча, вломился в приемную. Она была пуста. Карл подошел к внешней двери, но та была заперта на ключ. Не мог же доктор выскользнуть на лестницу и запереть дверь за одну секунду!

Карл вернулся в кабинет и уселся в кресло. Не важно, что там мог доктор. Нет никакого доктора. Значит, он и полицию не вызовет. Однако, он и ни в чем не помог. Что, по мнению Вайолет, должен был сделать доктор? Может, он должен был помочь ей?

«Какие-то интриги иллюзорных людей, — подумал было Карл. — Нет! Вайолет точно настоящая, и я должен с ней встретиться. Что бы между нами ни произошло…»

Он вышел на улицу, запоздало осознав, что дверь кабинета снова оказалась не заперта. Но подобные мелочи уже не могли смутить его: небо потемнело, и Карл почувствовал… пробуждение? Прояснение? Но одновременно и страх.

Тьма несла не только свободу от иллюзий, но и некую страшную угрозу.

«Я не должен видеть звезд, вот что», — понял Карл.

Ему пришлось смотреть под ноги по дороге к машине, а потом опустить козырек на лобовом стекле. А вот с выбором пути проблем не было: не важно, куда едешь, главное — намерение.

Он собрал и держал в уме все ассоциации, которые вызывали у него Вайолет и Тьма: и скрежет, и прелые листья, и свет карбидного фонаря — его он тоже припомнил.

Карл промчал мимо давешнего магазинчика и направился прочь из города. Чем дальше он ехал, тем гуще становилась темнота. Есть ли сейчас в мире кто-то, кроме него? Или мчит он уже в пустоте, где лишь тени иллюзий скользят по стеклу?

Бам! Бам! Стекло держится — к радости Вайолет и досаде Карла.

Он закрыл глаза, немного покрутил руль в разные стороны и нажал на тормоз. Ему пришлось посидеть еще некоторое время, прежде чем он разглядел в сумерках заброшенную автомастерскую на опушке леса.

Карл вышел, но тут же запрыгнул в машину обратно: Тьма — та, что сверху — не пускала его. Если он увидит ее, то и она увидит его. Порывшись в бардачке, он нашел газету, тщательно расправил ее, и вновь вышел наружу, прикрываясь стопкой бумаги, будто зонтиком. Долго, целое тысячелетие он шел под спасительный навес автомастерской. Незрячие глаза Тьмы шарили по земле. Незрячие, потому что могли бы увидеть лишь одну вещь — его собственный взор. Оно раздавит его, сожрет, а потом случится что-то еще более страшное. Стоит лишь дать слабину.

Ему пришлось постоять под навесом добрых пять минут, чтобы унять сердцебиение и дрожь в коленках. Ну и куда он пришел? Мастерская была заперта, но здесь еще была дверь в подвал. Даже если дверь не заперта, там темно.

«Карбидный фонарь, — вспомнил он. — Если я прав, то он прицеплен к стропилам навеса».

Фонарь оказался именно там. Некоторое время ушло на то, чтобы заставить его работать. К счастью, и топливо, и вода в нем еще были.

Карл подошел к подвальной двери, попробовал ручку. Не заперто.

«Ты все погубишь, Карл. Ты очень пожалеешь!»

Смертная тоска вдруг овладела им. Вайолет была права. Они не должны встречаться. Не важно, что было между ними, пусть… пусть даже жестокое насилие, но он не должен ничего знать об этом. Ему следует дождаться утра.

А зачем? Снова вспоминать (или придумывать) имена знакомых? Снова думать о Вайолет? Снова бояться пришествия ночной темноты и звезд?

И этому не будет конца.

Карл рванул на себя дверь и вошел в подвал, крепко сжав зубы. Он ожидал увидеть все, что угодно: растерзанный труп, или иностранную шпионку Вайолет в окружении радиостанций и шифровальных машин, или импровизированное любовное ложе…

Но подвал был пуст и заброшен. Пыльный верстак, ржавые тиски, груда бессистемно сваленного хлама.

Карл заметил в пыли протоптанную дорожку, ведущую к скрытому в дальнем углу железному шкафу.

«Господи, только бы не труп!» — подумал он, осторожно подходя ближе.

Помявшись несколько секунд, он распахнул дверцы. Металлический скрежет. Опять пусто! Лишь старая роба, да погнутая проволочная вешалка. А внизу стояла пустая коробка.

Карл упал на колени, выбросил из шкафа коробку.

— Вайолет!

Фонарь покатился по полу, забулькал и погас. Но Карл уже увидел достаточно. Сейчас же слабый свет из узкого подвального окошка бликовал на стекле — там, в углу шкафа, прямо из-под тщательно отскобленной зеленой краски!

— Я здесь! Ответь мне! — завопил Карл, залезая в шкаф по пояс.

Он заслонил собой последний свет, но его руки нащупали гладкую холодную поверхность стекла.

— Вайолет! Поговори со мной!

«Ты снова пришел? Это безнадежно… Кажется, я не могу тебя спасти», — ответила ему темнота, на мгновение сверкнув фиолетовым сполохом.

— О чем ты? Детка, расскажи мне о звездах!

«Ты не знаешь, о чем просишь», — не согласился голос.

— Ну же! Давай, я хочу узнать, что потом было с тем парнем, Кларком, ну, у которого кости сгнили. Он выжил?

«Нет. И ты не выживешь, если не уйдешь», — с какой-то тоской ответила Вайолет.

— Мне все равно. Я должен освободиться! — настаивал Карл.

«Свобода недостижима. Выбор есть лишь между плохим и очень плохим. И ты просишь о последнем», — предостерегала собеседница.

— Я хочу, чтобы ты забрала меня отсюда. И это мой свободный выбор! — рявкнул Карл.

«Ты ничего не знаешь, а я не могу тебе рассказать. Послушай меня хоть раз — уходи!»

— Освободи меня! Выпусти! — его кулаки забарабанили по стеклу. — Я больше не могу так существовать!

«Стой, стой, стой! — отчаянно заверещал голос. — Не делай этого!»

Но Карл продолжал барабанить. Ему казалось, что весь мир сжался до размеров шкафа — и это было его фатальным заблуждением. Он совсем забыл о Тьме свыше. Нельзя было привлекать ее внимание.

От чудовищного удара мастерская содрогнулась до основания. Затрещали перекрытия, что-то дробно застучало по шкафу. Здание повело на один угол, на другой.