Что мы никогда больше не будем ни о чем беспокоиться. Он повторял это снова и снова, как гипнотизер. И я хочу ему поверить. Я хочу этого превыше всего.

В семь утра мы встаем и идем вниз делать кофе. Джейк какое-то время возится со старой кофеваркой, на которую он редко обращает внимание. На самом деле, я даже не помню, когда мы в последний раз ей пользовались, а молотый кофе уже давно превысил срок реализации. И все же я понимаю – аромат разносится по кухне, объявляя, что настало время себя баловать. Одних только хлопьев сегодня утром будет мало. Мы будем есть французские тосты. Я разбиваю несколько яиц в неглубокую плоскую миску, напевая себе под нос. Бабочки восторга порхают по всему моему телу, когда я вспоминаю разгоряченный шепот Джейка в темноте, сочащийся соблазнительными возможностями. Как нам повезло. Мне.

– Вау, Лекси, ты можешь в это поверить? – в очередной раз спрашивает Джейк.

– Нет, не очень.

– Я стал другим человеком!

– Неужели? Это как? – мягко спрашиваю я.

– Ладно, я тот же человек, которого ты знаешь, но лучше. Богаче. Точно богаче, – он смеется. – Не могу дождаться, когда дети встанут. Может, нам их разбудить? Это же похоже на сильно преувеличенное рождественское утро, не так ли?

Последние несколько лет мы вставали раньше детей в рождественское утро. Я в этом вижу преимущество – это дает мне время послушать радио, приготовить брюссельскую капусту. Для меня Рождество – это еда, семейное время и, в идеале, немного размышлений. Джейка раздражает подростковая тяга детей залеживаться подольше, потому что ему всегда не терпится, чтобы они открыли подарки. Ему нравится их баловать и видеть, как их лица сияют, когда они обнаруживают, что он все же купил их последний предмет мечтаний, который мы едва можем себе позволить. Для него Рождество полностью посвящено дарению и получению подарков.

– Я об этом думала. Может, нам не стоит сразу им говорить, – осторожно предлагаю я.

– Что?

– Давай подождем, пока мы будем уверены.

– Мы уверены.

– Но это осложняет дело, не так ли? Потому что Эмили встречается с Ридли, а ее лучшая подруга – Меган. Она не сможет держать рот на замке. Я думала, мы согласились, что чем дольше мы сможем утаивать это от Хиткотов и Пирсонов, тем лучше.

– Как ты собираешься спрятать семнадцать и восемь миллионов фунтов, Лекси?

– Я не пытаюсь их спрятать.

– Нам придется сказать нашим родственникам.

– Конечно.

– Они будут ждать части выигрыша. Ну, может, не ждать, но точно понадеятся на это, что вполне логично. Сколько нужно будет им отдать? – Он похож на восторженного ребенка. Я знаю, ему не терпится начать распоряжаться нашей кучей денег.

Я слегка качаю головой, пытаясь прояснить мысли. Невозможно здраво рассуждать после всего, что я вчера узнала, после бессонной ночи. Я столько всего потеряла, столько выиграла. Их предательство, его любовь. Моя голова и сердце разрываются.

– Я просто думаю, что нам нужно подождать, пока деньги будут у нас на счету. Просто на всякий случай.

– Я не знаю, как мы можем скрывать это от детей, – Джейк удивленно смотрит на меня. – Они заметят, что что-то случилось. Это по-настоящему, Лекси. Это правда, – Джейк так широко улыбается, что его лицо, кажется, разорвется.

– Но это большая ответственность. Это навсегда изменит нашу жизнь. Нам нужно обдумать, что мы им скажем, дать им советы, как к этому привыкнуть, – настаиваю я.

– Привыкнуть к чему? – спрашивает Логан.

Я подпрыгиваю. Откуда он взялся? Я хочу пнуть себя за то, что мой восторг сделал меня неосторожной. Я знаю и обычно помню, что кое-кто из наших детей всегда где-то поблизости, особенно если они учуяли еду.

– Мы выиграли в лотерею! – вопит Джейк.

– Чего? – скептически спрашивает Логан.

– Семнадцать и восемь миллионов фунтов. Мы хреновы миллионеры, мальчик мой!

– Джейк!

– Извини, я случайно ругнулся.

На самом деле, я больше корила его за отсутствие сдержанности и осторожности, чем за нецензурную лексику.

– Серьезно? – спрашивает Логан. Он смотрит на меня, потому что, скорее всего, думает, что отец его разыгрывает. – Мы миллионеры?

– Мультимиллионеры, – подтверждаю я, пожимая плечами и улыбаясь. – Вероятнее всего. Наши номера совпали, и мы звонили, чтобы подтвердить это, но я… – мои слова заглушает вопль Логана, похожий на свиной визг. Он прыгает на месте, бежит к своему отцу и бросается на него так, что их тела яростно врезаются друг в друга. Это что-то между объятием и нападением. Он не знает, как себя сдерживать. Его буквально переполняют эмоции. Он чуть ли не искрится. Это поразительно.

– Что происходит? – теперь на кухне появляется Эмили.

– Мы выиграли в лотерею, – объявляет Логан. – Мы миллионеры. Мы выиграли семнадцать и восемь миллионов фунтов!

– Ага, конечно, – цинично говорит Эмили. Она сонно тянется за хлопьями.

– Это правда, принцесса, – говорит Джейк, поднимая ее и кружа, как в те времена, когда она была намного младше и менее застенчивой.

– Честно? – спрашивает Эмили, глядя с осторожностью и недоверием.

– Да, – подтверждаю я с улыбкой.

Эмили разражается слезами, и мы все бросаемся друг к другу, сливаясь в одну огромную массу из объятий, визгов и слез счастья.

Мы спасены.

4

Эмили

Вторник, 23-е апреля

– Эмили, вставай. У тебя не сработал будильник. Ты проспала, – мама колотит в дверь моей спальни, а затем открывает ее и влетает внутрь, держа только что выглаженную школьную рубашку. Выходных будто и не было. – Ну же, солнышко, ты опоздаешь на автобус, – подгоняет она.

– Мне нужно идти?

– Ты заболела?

– Нет.

– Тогда, конечно, тебе нужно идти, – мама выглядит растерянной.

– Но мы выиграли в лотерею, – напоминаю я ей.

– Эмили, ты меня удивляешь. Давай, иди в душ. Собирайся.

Она поспешно выходит из моей комнаты, и я слышу почти точно такой же разговор между ней и Логаном.

– В чем смысл быть миллионером, если мне нужно ходить в школу? – бормочет он.

– Хороший аргумент, – кричит папа из родительской спальни. Я улыбаюсь про себя. Папа всегда на нашей стороне.

– Ну же, народ. Я серьезно. Вылезайте из кроватей, – настаивает мама. Я остаюсь на месте, думая о том, каково сегодня будет в школе. Каникулы в этом году все равно дурацкие. Кто возвращается в школу сразу после Пасхи? Кто вообще возвращается в школу, если он стал миллионером? Мама с папой сказали, что мы не можем никому рассказывать о лотерее, что будет так странно, потому что – с чего бы им не хотеть рассказать об этом всему миру?! Мы богаты. Типа, супер-пупер богаты! Мама говорит, мне просто нужно выбросить это из головы. Ну да!