— Мне приходится носить при себе удостоверение личности, потому что никто в это не верит. Вам его показать?

Тор широко улыбнулся.

— Не надо. Я поверю вам на слово.

— Что ж, спасибо. А вот вы не назвали мне свой возраст.

— Тридцать четыре года. И это ни у кого не вызывает сомнений.

Пеппер окинула Тора невозмутимым взглядом:

— Я вполне понимаю, что люди вам верят. У вас лицо видавшего виды человека. За таким лицом должна стоять какая-то история.

Тор тут же почувствовал, будто на его плечи лег дополнительный десяток лет. История? Мысленно возвращаясь к своему прошлому, Тор заметил, как за ним пристально следит пара испуганных собачьих глаз. В следующую секунду Фифи снова спрятала голову под кушетку, должно быть, не совсем еще освоившись в обществе нового человека. Тор вопросительно посмотрел на Пеппер, а та, не став ничего объяснять, лишь передернула плечами:

— Она к вам скоро привыкнет.

— Она у вас трусиха, — сухо заметил Тор, будто поставил доберманше диагноз.

— Ну, пожалуй, мне придется с вами согласиться. Обычно она один раз гавкнет, а потом прячется.

Припомнив грозное гавканье, Тор прикинул, что Фифи, возможно, и не совсем уж безнадежна для роли сторожевой собаки.

— Пожалуй, во дворе за высоким забором от нее может быть толк, — заметил он.

Судя по блаженной улыбке Пеппер, эти слова бальзамом пролились на ее душу, истерзанную беспокойством за судьбу питомицы.

Она улыбнулась, и в ее бездонных лазурных глазах сверкнули искорки.

— Вы хотите сказать, что берете ее?

Тор не колебался ни секунды.

— Вне всяких сомнений! Только вот сегодня мне будет трудновато это сделать. Она такая нервная, а мой автомобиль….

— А что у вас за автомобиль?

— «Корвет».

Пеппер скривила скептическую гримаску:

— От «Корвета» в нашем деле — никакого толка. Знаете, у меня есть фургончик. Так почему бы мне не взять весь переезд на себя? Мы можем переехать уже завтра!

Теперь, когда Тор окончательно убедился, что Пеппер не помышляет навеки расстаться со своими четвероногими друзьями, его настроение заметно улучшилось.

— Звучит заманчиво! Вы можете помочь ей пережить… мм… переходный период.

— Отлично! В какое время нам завтра приезжать?

— Когда вам будет удобно, можно после обеда.

— Мы приедем! — заверила Пеппер. Переведя взгляд на крупную, дрожащую от страха псину, она нежно улыбнулась:

— Я уверена, что в сельской местности Фифи осмелеет.

Тор моргнул от неожиданности, осознав, что про Фифи он как раз забыл. Словно устыдившись своего невнимания, он бодро поддакнул Пеппер:

— Вы абсолютно правы, сельская местность творит чудеса.

Серые глаза, размышляла Пеппер, прислонясь лбом к двери, только что закрывшейся за новым знакомым. Итак, глаза у него серые. В сочетании с рыжими волосами и загаром, который как будто ни в какое время года не сходил с его кожи, вырисовывался облик весьма привлекательный в своей незаурядности. Наблюдения Пеппер не ограничились поверхностными характеристиками. От нее не укрылся проницательный взгляд мужчины, привычка смотреть прямо в лицо собеседнику, выдававшая уверенность в себе и внутреннюю силу.

Посетитель заворожил Пеппер настолько, что, проводив его, она перестала дышать, и лишь теперь, опомнившись, сделала глубокий вдох. Чтобы стряхнуть напряжение, девушка нагнулась, будто выполняя какое-то упражнение из дыхательной гимнастики, и, слегка свистнув, с силой поставила Брута на все четыре лапы. Глядя на свои дрожащие пальцы, Пеппер нисколько не удивилась. Ее поразила собственная реакция на Тора Спайсера. Она прожила на свете двадцать восемь лет и давно пришла к бесповоротному решению: она не позволит себе испытывать эмоциональную привязанность ни к одному мужчине — таким эвфемизмом продвинутые молодые леди охотно заменяли старомодное слово «любовь». И дело не в том, что она дала себе какой-либо зарок или руководствовалась принципиальными соображениями: просто во всех своих путешествиях и приключениях она ни разу не слышала мужского голоса, заставлявшего учащенно биться ее сердце, не встречала человека, приближение которого влияло бы на ритм ее дыхания или вызывало появление мурашек на коже.

Пеппер внимательно осмотрела собственную руку. Увы! Типичная гусиная кожа.

И, бог знает что такое, сердце колотится о ребра, словно она пробежала не одну милю.

Все еще прислоняясь к двери, она безучастно наблюдала, как Фифи, осознав, что избавилась от пугающего присутствия постороннего мужчины, удовлетворенно потянулась, расправляя затекшие мышцы, пошевелила задом. Выразив таким образом удовольствие, она неторопливо проследовала за Брутом на кухню, где он уже гремел посудой, из принципа всегда начиная трапезу с чужой миски.

Пеппер в задумчивости покачала головой. Интересно, куда ее заведет это объявление, которое ей вдруг вздумалось поместить в солидную ежедневную газету. Она-то, честное слово, лишь хотела найти для Фифи спокойный дом и невредного хозяина…

Впрочем, Пеппер, привыкшая быть честной с самой собой, сознавала, что в любой из ее бесчисленных затей, самых невинных и благородных, как-то невзначай обнаруживалось двойное дно, подводный камень, а то и волчья яма. Но ничто на свете не могло заставить ее отказаться от «планов», как она именовала свои авантюры и интриги. Хотя, надо сказать, судьба не делала для нее исключений и щедро одаряла ее возможностями набивать шишки и запутываться в своих же силках.

Вдруг в голове Пеппер, будто она слушала в наушники какую-нибудь радиопостановку, зазвучал взбудораженный голос Кевина: «Ты опасна, ты хотя бы сознаешь, насколько ты опасна? Ты безжалостна! Боже, кто мог бы угадать это в тебе, глядя на твое невинное личико?»

Пеппер усмехнулась. Эти слова Кевин провопил ей в лицо несколько лет назад, за пять минут до своего бракосочетания с Маршей, последовавшего после долгих месяцев активного ухаживания, в котором ей, Пеппер, принадлежала живейшая роль свахи. Сватовство было ее призванием, которому она отдавалась вполне бескорыстно, из любви к искусству — и к возможности играть человеческими судьбами.

В конце концов, Кевин тогда явно погорячился. Брак у них получился вполне удачный — во всяком случае, судя по тому, каким казался со стороны. Да и другие матримониальные свершения Пеппер были достойны ее таланта. Все ее подопечные создали респектабельные семьи, ни в одной не случился развод. Пеппер имела все основания гордиться своим талантом свахи.

Тут ей вспомнились слова еще одного приятеля из их компании, Джонни. На одной из общих вечеринок он как-то предложил:

— А давайте-ка объединим усилия и устроим судьбу самой Пеппер. Неужели, взявшись за дело сообща, мы не найдем ей мужа? Какая несправедливость: всех пристроила, а сама по-прежнему вволю наслаждается свободой!