Оправившись, я поднялся, но, прежде чем выскочить из комнаты, невольно встал по стойке смирно, вскинул правую руку вверх и лихо отсалютовал.

В тот же день я вылетел из Оттавы на транспортном самолете канадских военно-воздушных сил. Местом моего назначения пока был Черчилль на западном побережье Гудзонова залива, но значительно дальше, где-то в пустынных просторах субарктических Бесплодных земель, меня ждала конечная цель – встреча с волками.

2

«Волчий сок»

Двухмоторный военно-транспортный самолет, рассчитанный на тридцать пассажиров, был так забит моим снаряжением, что в нем едва хватило места для меня самого и членов экипажа. Пилот, симпатичный лейтенант с усами, загнутыми точно велосипедный руль, с изумлением наблюдал за погрузкой. Он знал лишь, что я какой-то правительственный агент и направляюсь в Арктику по специальному заданию. Выражение любопытства на его лице усиливалось по мере того, как в кабину стали запихивать необычный багаж: три большие связки лязгающих волчьих капканов и среднюю секцию разборной лодки, которая походила на ванну с отрезанными концами. (В лучших министерских традициях, носовая и кормовая части каноэ были отгружены другому биологу, который изучал гремучих змей в безводной пустыне Южного Саскачевана.)

Затем на борт приняли мое оружие – две винтовки, револьвер с кобурой и поясом-патронташем, два дробовика и ящик со слезоточивыми гранатами; последние предназначались для того, чтобы выгонять волков из их логовищ под верный выстрел. Тут же были два больших генератора дыма с броской надписью «ОПАСНО!». Предполагалось, что с их помощью я смогу подать сигнал бедствия, в случае если заблужусь или попаду в безвыходное положение (например, буду осажден волками). Грозный арсенал завершался ящиком, в котором находился «истребитель волков» – дьявольское изобретение, посылающее заряд цианистого калия прямо в пасть любому зверю, который попытается отведать приманку.

Затем последовало научное снаряжение, включающее два двадцатилитровых бидона, при виде которых брови пилота вовсе ушли под козырек фуражки. На бидонах значилось: «Абсолютный спирт для консервирования желудков».

Наконец, вереницей потянулись палатки, примусы, спальные мешки, связка из семи топоров (до сих пор не понимаю, почему именно семь? Ведь я ехал в совершенно безлесную страну, где и одного топора более чем достаточно), лыжи, снегоступы, собачья упряжь, радиостанция и бесчисленное количество ящиков и тюков, содержимое которых даже для меня было совершенной загадкой.

Когда все было уложено и надежно закреплено веревками, пилот, второй пилот и я кое-как перелезли через гору груза и втиснулись в кабину. Летчик, привыкший по службе к военным тайнам, сумел подавить жгучее любопытство, вызванное непонятным назначением столь странного снаряжения, и ограничился мрачным замечанием:

– Вряд ли эта старая развалюха взлетит с такой кучей на борту.

По правде говоря, я тоже сильно сомневался, но самолет с невероятным грохотом и скрипом все же оторвался от земли.

Полет на север продолжался долго и не был богат событиями, если не считать того, что над заливом Джеймса заглох один мотор и остальной путь мы летели на высоте двести метров в довольно густом тумане. Эти «мелкие» неприятности временно отвлекли пилота от раздумий о том, кто же я такой и для чего послан. Но едва мы приземлились в Черчилле, как его прорвало.

– Конечно, это не мое собачье дело, – начал он извиняющимся тоном, пока мы шагали к ангару, – но, бога ради, дружище, в чем дело?

– Ничего особенного, – бодро ответил я, – просто мне предстоит провести годик-другой в компании волков, вот и все!

Пилот состроил гримасу – точь-в-точь как мальчишка, которого выбранили за назойливость.

– Виноват, – пробормотал он покаянно, – ведь знаю, что никогда не надо спрашивать.

Но не только экипаж самолета проявлял повышенный интерес к моей персоне. В Черчилле все мои попытки договориться о небольшом самолете, который забросил бы меня в глубь тундры, ни к чему не привели. Не помогли ни правдивые объяснения целей экспедиции, ни честное признание того, что я не имею ни малейшего понятия, в какой именно части неизведанных диких земель я хотел бы высадиться. Мои оправдания вызывали либо настороженное недоверие, либо заговорщическое подмигивание. А между тем я вовсе не старался нарочно уклоняться от ответа. Я старался лишь точно следовать приказу, врученному мне перед отъездом из Оттавы:

§

Разд. (С)

Подпункт (III)

Тотчас по прибытии в Черчилль вам надлежит зафрахтовать самолет и следовать дальше в соответствующем направлении на нужное расстояние. Вы должны организовать базу в том месте, где с уверенностью можно рассчитывать на достаточное количество волков и где будут вполне благоприятные условия для работы.

Тон приказа был весьма решительный, однако в нем явно отсутствовали конкретные указания. Ничего удивительного, что добрая половина населения Черчилля решила, что я принадлежу к банде грабителей золота и пытаюсь выйти на связь со своими сообщниками, тогда как другие увидели во мне старателя какого-то неведомого прииска, затерянного в бескрайних просторах Бесплодных земель. Позднее на смену этим версиям пришла третья, еще более захватывающая. Позже, по возвращении в Черчилль после длительного отсутствия, я с изумлением узнал, что истинную цель моего похода наконец разоблачили: оказывается, все эти месяцы я плавал на льдине вокруг Северного полюса и следил за деятельностью группы русских, дрейфовавших рядом на другой льдине. Оба бидона спирта или, как здесь полагали, водки предназначались якобы для того, чтобы развязать языки томимых жаждой русских и выведать у них самые сокровенные секреты.

После того как эта сногсшибательная версия облетела город, я стал местной знаменитостью. Но все это случилось гораздо позже, а сейчас, впервые прилетев в Черчилль, я уныло шагал на пронизывающем ветру по улицам города, доверху засыпанного снегом. Тщетно обивал я пороги в поисках летчика, который согласился бы доставить пассажира в неизвестном направлении. Я еще не стал героем, и никто не хотел помочь незнакомому чудаку.

Спустя какое-то время мне наконец удалось найти пилота, летавшего на древнем как мир «Фэйрчайлде», поставленном на лыжи. Он зарабатывал на жизнь перевозкой трапперов[4] в дальнюю тундру в уединенные промысловые избушки. Когда я выложил перед ним, что от него требуется, он рассвирепел.

– Послушай, малый, – заорал он, – только психи нанимают самолет неизвестно куда и только психу может взбрести в