Взять хотя бы эту смазливую блондиночку с перламутрово-розовыми губами. Ни свет ни заря она была уже на ногах, экипированная заранее заготовленными черновиками и рассчитывающая — в лучшем случае, если повезет, — ухватить для утренних «Новостей» на своем канале синюю тюремную карету. Конечно, остальные двадцать журналистов запечатлеют то же самое, сопроводив картинку примерно таким же текстом. Ни один репортаж не будет ощутимо отличаться от другого — в лучшую или худшую сторону.

Просто еще один рабочий день. Обычная профессиональная рутина. Описать и показать все, что заслуживает описания и показа, дабы удовлетворить прожорливых обывателей, жаждущих новостей.

И лишь, возможно, кому-то одному из расположившихся там, на траве, в окружении памятников и нелепых образчиков современного искусства, привалит счастье сорвать большой куш — стать эксклюзивным обладателем сенсационной новости. Кто-то — может, даже та белокурая красотка — ринется вперед, чтобы заполучить обычное изображение синего тюремного фургона, а унесет сюжет с заказным убийством.

Другой оказии не представится. Джерси имел единственную возможность получить доступ к Эдди Комо: когда насильника повезут из тюрьмы в судебный комплекс «Ликт» в день открытия судебного процесса. Джерси мог перехватить его возле Дворца правосудия только в тот момент, когда Эдди выйдет из тюремной кареты внутри изолированного внутреннего дворика — пятачка размером с гараж на две машины. А единственный способ, каким Джерси мог выстрелить внутрь этой ограниченной зоны, обнесенной восьмифутовым забором, — это поразить свою цель сверху.

Массивное красное здание суда занимало целый городской квартал. С возвышающейся на шестнадцать этажей башней и более низкими, словно приопущенными краснокирпичными крыльями, оно господствовало над окружающими постройками, ревниво прикрывая свой задний двор и самую важную крохотную его зону, где из тюремной кареты выводили заключенных. Так что выбор для Джерси был небогат с самого начала. Прежде всего ему требовалось проникнуть внутрь здания суда — что и было с легкостью проделано под покровом темноты, как только он ознакомился с распорядком дежурств охранников.

Далее ему предстояло занять позицию на крыше, на уровне шестого этажа, непосредственно над тем местом, где будут выводить узников, чтобы затем выполнить снайперский выстрел прямо в эту огороженную площадку. А прежде, под покровом темноты, надлежало освоиться и примериться, подобрать параметры предстоящего выстрела. Когда же фургончик наконец появится, где-то между половиной девятого и девятью утра, у Джерси будет пять секунд, чтобы снести башку Эдди Комо и затем молниеносно ретироваться.

Ибо даже если судебные приставы штата, эскортирующие заключенных, и не заметят его (угол обзора слишком крутой), а сами узники тоже не обратят на него внимания (им, забрызганным кровью и мозгами, вопящим во всю глотку, будет не до того), то жадные до сенсаций репортеры, расположившиеся табором через дорогу, имея ясный обзор, отлично увидят Джерси, стоящего на высоте шестого этажа.

Сам выстрел не должен представлять трудности. Всего семьдесят футов. Вниз, по прямой. Черт, Джерси следовало бы забыть о винтовке и просто сбросить на голову мужика наковальню. Да, сам выстрел будет полнейшей скучищей. Однако последующие моменты... Последующие моменты обещали быть поистине увлекательными.

Но вот внизу по толпе ожидающих пронесся возбужденный ропот. Джерси метнул проворный взгляд на блондинку и увидел, как она, бросив свою помаду, начала проталкиваться вперед. Шоу началось.

Он посмотрел на часы. Восемь тридцать пять. Очевидно, судебные приставы штата не хотели держать журналистов в ожидании.

Джерси отрегулировал прицел на полуторакратное приближение (этого вполне достаточно, чтобы попасть в голову с расстояния семидесяти футов), проверил магазин, затем загнал первый патрон. Он использовал патроны «ремингтон», а также пулю с мягким наконечником, которая, если верить надписи на коробке, наилучшим образом подходила для отстрела диких степных собачек, койотов и сурков.

А теперь вот и Насильника из Колледж-Хилла.

Джерси опустился на колени. Разместив винтовку вдоль верхней грани парапета, он приблизил глаз к прицелу. Сквозь каменные арочные проходы, окаймляющие наружный двор суда, Джерси хорошо видел улицу. Он скорее услышал, чем увидел, как распахнулась черная кованая ограда внутреннего дворика. Спокойствие и самоконтроль. Это легкое задание.

Здесь нет ничего такого, чего бы он не делал раньше.

Ничего такого, с чем не мог бы справиться.

Снайпер согнул пальцы. Услышал знакомый, бодрящий и мобилизующий, скрип черных перчаток...

Узники будут скованы общей цепью, как рабы в кандалах.

Большинство — в одежде цвета хаки или синих тюремных робах. Но Эдди Комо будет одет не так, как другие. Киллер знал, что на первый день своего судебного процесса Эдди явится в костюме...

Джерси подождал, пока судебный пристав не пролает приказ выходить из фургона. Почувствовал, как его прошиб первый легкий пот. Но не вскочил, не вскинул голову. И рука его все еще не сжимала курка.

Два десятка журналистов и операторов через улицу. Двадцать репортеров, изготовившихся перед большим рывком, в вечном ожидании своего счастливого часа...

— Обеспечить безопасность площадки! Открыть дверь! Джерси услышал лязг металла — это отъехала в сторону дверца фургона. Услышал шлепанье первой резиновой подошвы о каменные плиты внутреннего дворика...

Раз, два, три, четыре, пять...

Как подброшенный Джерси вскочил с колен и взял ракурс в двадцать два градуса к вертикали. Поиск, поиск...

Из фургона показалась темная голова Эдди Комо. Взгляд его был устремлен вперед, на дверь здания суда, плечи опущены. Он сделал три медленных, шаркающих шага...

И тут Джерси снес ему макушку. Какую-то долю секунды Эдди продолжал стоять, поскольку был скован с двумя сотоварищами. В следующее мгновение он, складываясь пополам, начал тихо заваливаться, а потом камнем рухнул на графитно-серые плиты.

Бросив свою незарегистрированную, купленную на черном рынке винтовку, Джерси кинулся бежать.

Обостренное сознание воспринимало одновременно множество вещей. Ощущение солнца на лице. Запах бездымного пороха в воздухе. Шум города, начинающего новую трудовую неделю, с его рычащими моторами и скрипящими тормозами. А затем как запоздалая реакция — пронзительные вскрики людей.

— Снайпер! Снайпер!

— Ложись! Ложись!

— Вон он! Вон! На крыше!

Джерси улыбался. Джерси чувствовал себя отлично. Он пробирался через крышу здания суда; резиновые подошвы альпинистских ботинок уверенно нащупывали точки опоры. Джерси повернул за угол, огибая центральную башню с часами, поднимающуюся еще на несколько этажей. «Сейчас вы меня еще видите. А сейчас — уже нет».

Прогремели выстрелы. Несколько чрезмерно ретивых судебных приставов изо всех сил палили по недоступному их взору врагу.