недавнего времени. Ей как раз твой аромат нравился. Духи, которые я тебе подарил, помнишь? Она их себе купила.

— Она украла… даже мой запах! — обескураженно прошептала Лера.

— Но, поверь, это ей не помогло! — с мученической гримасой отозвался Серж.

«Марта Брахман лежит сейчас в странной позе и пахнет моими духами. Может быть, я следующая? Может быть, убийца найдет меня по запаху? Может быть, Серж все это выдумал, чтобы я не приставала к нему больше с ревнивыми подозрениями. Ведь запах — это серьезно. Теперь я успокоилась по части Марты. Разве можно ревновать к женщине, которая плохо пахла… Тем более лежачего не бьют. Значит, он ее не любил. А кто же тогда любил эту странную женщину? Зачем она жила на этом свете… Почему все это произошло?» Лера не заметила, как, прикорнув, уснула. В кресле. Ее тело было гиперартистично — оно, не дожидаясь нейронных сигналов, воплощало образ, над которым безуспешно билась мысль.

Сильный демон

Телефон зазвонил ранним утром. Но Лера, почти не спавшая, словно и не выходила из темы. «Вот кто действительно дорожил Мартой!» — подумалось ей. Почему? Это так странно… «еще один, упавший вниз»?

— Лера, привет! — Голос Шурика был непривычно сух и отрывист. — Сергей у тебя?

Секрет Полишинеля.

— Откуда? Ты о чем? По-моему, рановато для бреда. Что у вас — любовь втроем разладилась? Порно с дельфинами не вышло?!

Система Станиславского в действии: эффект неожиданности и инстинкт самосохранения заставил Леру непритворно злиться. Мгновения назад она была совсем не готова защищать Сержа-предателя, но совсем другое дело, когда мифическая угроза начинает превращаться в реальность.

Шурик не ответил на ее выпады — хотя обычно он был благодатным партнером по словоблудию. Он сказал, что его только что допрашивали в полиции. В той самой, которая ныне разыскивает Сергея. И теперь Сержу лучше бы стать зверем, бегущим на ловца. Потому что на убегающего все подозрения. Тем более он — муж жертвы! Умерла жена — ищи мужа. Так делают все полиции мира.

Этого Фомичев, конечно, не говорил. Лера додумала сама.

— Понятия не имею, где он! — прокричала она, и ее лжесвидетельство стало очевидным.

— Да, я понимаю, — с нарастающей злостью в голосе отозвался Шурик.

Артистичная конспирация Леры, не успев окрепнуть, дала трещину.

— Господи, Шур, прости, что я на тебя спустила собак! Может… давай встретимся?! Ты все расскажешь?

Это были жалкие потуги к неуместному сочувствию. И Шур на него не повелся. Лера, к стыду своему, провалила этот этюд, в котором должна была изобразить шок от внезапной смерти Марты. Он все понял. А проснувшийся Серж зевал и отмахивался от жесткой реальности, желая вернуться в уютную морфейную грезу. Он недооценивал Шурика: профессиональный нахлебник… легко быть добрым за чужой счет… Все это Лера слышала с тех пор, как их познакомила. По иронии судьбы она сама протоптала дорожку к Марте Брахман. Но она относилась к Шурику иначе, зная его давно, с тех светлых времен, когда они вместе гуляли по ночному городу и вынашивали замыслы, из которых потом родились самые драгоценные Лерины спектакли. И фильм! Пока единственный. Но эта короткометражка наделала шума во Всемирной паутине, и благодаря легкой волне популярности Лера и смогла воплотить свой маленький театр под крылышком психологического центра, где не последнюю роль играл доктор Айзенштат, бывший Сонин муж. Золотые времена, когда все задуманное получалось. Тогда казалось, что рождение было в муках, но сейчас, в эпоху свинцового «нет», понятно, что эти муки были всего лишь камешком в туфле — по сравнению с теперешним параличом надежды.

А фильм нашумел Лериным фрагментом. Патологическим танцем на проезжей части в час пик. Пробка только-только начинает рассасываться. Озверевшие люди рвутся вперед. И тут — выскакивает чокнутая девица в эротичных лохмотьях, с бешеным маниакальным взглядом. Сцена сумасшествия Жизели в современном прочтении. Лера щедро заимствовала у жемчужин хореографии — Эйфмана и Бежара, добавила в экспрессию свой почерк, получилось сочно и свежо. Она была одержима желанием искренне рассказать о том безумии, которое сидит сжатой пружиной в каждом из нас. Ужас и восторг противостояния проклинающей тебя толпе. Это была артхаусная бомба, она пошла по соцсетям. Лера наивно полагала, что после этого ее пригласят в большое кино. Но этого не случилось по горячим следам, а пока она погружалась в тонкости форматов, в которые не вписывалась, наступил кризис. К счастью, она успела до него создать свое неформатное театральное детище, в котором сладостно предавалась творческой свободе. Психодрама и ее ответвления. Групповая терапия на грани искусства отважного обнажения альтернативных «Я». Театр, излечивающий душу. Он пока жив, слава богу. И благодаря Мише Айзенштату, который не закрывает гуманитарно-некоммерческий проект, как бы сделал на его месте любой начальственный упырь. Но театр — еще и память о Соне. Когда-то Лера боялась и мечтать о своем театре. А Соня сказала: «Валери, действуй!»

Шурик тоже стоял у истоков. Сцену вакханалии на трассе Лера придумывала вместе с ним. Упоительные ночные бдения… она по ним скучала. Тогда они еще оба дымили и покупали самый терпимый из дешевых коньяков — «Кенигсберг». Сейчас-то и его Лера вычеркнула из скудной винной карты, но тогда жизненный тонус бил из всех щелей. Шурику хотелось усугубить сцены безумства, он требовал, чтобы Лера в разодранных лохмотьях устроила государственный переворот. По сценарию фильма, разумеется. Но, к счастью, Шурику не дали права голоса на съемках. С ним нельзя было перебирать, как и с алкоголем. С ним можно было сливаться в ночном творческом экстазе, а после расходиться и ни о чем не договариваться. И еще… он умел заговаривать кровь. Кому расскажи — на смех поднимут. Но Лера страдала кровотечениями. Однажды попала в больницу. Там ничего не могли сделать. Шур пришел к ней и заставил твердить какое-то древнее заклинание… Лера сама своим ушам не верила, что ударилась в лубочное мракобесие, но надвигалась первая премьера в ее театре — они ведь с группой энтузиастов должны были начать не с психотерапии, а с ударного зрелищного действа, близкого к теме психо… выбрали судьбу Чаадаева. Но Лера тонула в крови и, как выброшенная за борт кошка, висела на одном яростном когте над бездной. Не то чтобы по мановению Шуриковой палочки все прекратилось, но постепенно перешло в вялотекущий режим. Усилием иррациональной воли.

— У тебя сильный демон. Именно поэтому тебе противопоказано не только говорить о задуманном, но и мечтать о нем. Помнишь, ты говорила, что стоит тебе представить, «как все