— Что же касается второго перемещения, — добил Маха призрак, — то ты ведь не станешь меня убеждать, что с четверть часа назад мечтал превратиться в отбивную?!

Следующие минут двадцать необычная парочка передвигалась молча. Оба на свой лад осмысливали и переваривали все случившееся. Они брели вдоль опушки леса, пока не наткнулись на узенькую лесную тропинку, смело шагнули на нее, — вернее сказать, шагнул один Мах, поскольку призрак земли не касался, — и скрылись за широкими стволами лесных великанов.

Маху первому надоела молчанка:

— Слушай, раз уж ты от природы такой дюже сообразительный, может, ответишь еще на один вопрос?

— Что там у тебя еще? — нехотя промямлил дед Пузырь и выжидающе уставился на рыцаря.

— Скажи на милость, а куда мы с тобой направляемся?

— Мах, ты это серьезно? — В голосе призрака явственно слышалось удивление. — Неужели ты еще не узнал родные места?

— Родные места? — Мах окинул дедка снисходительным взглядом: все, мол, понимаю и очень сочувствую, но старческое слабоумие, к сожалению, не лечится.

— Да-да, ты не ослышался. Твои родные места. И нечего на меня пялиться, как на старого идиота, лучше напряги свою молодую память.

— Память? Но ты же сам говорил, что колдуны Ордена…

Предвидя чреду упреков, дед Пузырь поспешил внести ясность:

— Я и не отказываюсь от своих слов. Тебе нипочем не удастся вспомнить годы, проведенные в Школе Ордена Светотеней, но ведь в Школу ты попал аж восьми лет от роду, а твои детские воспоминания колдуны пальцем не тронули.

— Почему же я тогда совершенно ничего не помню? — растерянно спросил Мах.

— Ничего удивительного, ведь всего час назад тебе поневоле пришлось забыть о большей части жизни! — назидательно сообщил призрак. — Сейчас тебе двадцать три, а когда попал в Школу Ордена, было восемь. Как видишь, арифметика — проще не бывает: в Школе ты провел пятнадцать лет… Теперь напрягись-ка. Разве имя барона Верда ни о чем тебе не говорит?

Мах послушно наморщил лоб и пробормотал под нос:

— Верд… Верд, Верд… Кто-то знакомый, прямо-таки вертится на языке… — И попросил призрака: — Еще что-нибудь напомни…

Сгорбленная фигура деда Пузыря вдруг плавно разогнулась, обвисшие плечи приподнялись, и он произнес голосом, в котором не осталось ни следа старческой скрипучести:

— Когда в ночи загорелась Розовая звезда, все они храбро повылезали из своих крохотных норок на пшеничном поле. Мышиный принц выстроил свое храброе войско, и они, развернув знамена, быстрым маршем устремились на ближайшую деревню. Ошалевшие от страха матерые коты взобрались на крыши…

— Да-да, я вспомнил, — счастливо рассмеялся молодой рыцарь. — Это «Сказание о Храбром Мыше»! Ура, я вспомнил! В детстве я обожал эту сказку и каждый вечер перед сном просил отца прочесть ее… Пузырь, дружище, спасибо! Я все, все, все вспомнил! Барон Верд — мой отец. Мы с ним расстались на вершине Безымянной Горы. Да, это было ровно пятнадцать лет назад… Точно, в детстве я часто бегал по этой тропинке, а кто-нибудь из стражников присматривал за мной. Если прибавить шагу, то часа через два мы будем у стен моего родового замка. Ха! То-то мой старик удивится!

— Видишь, а ты боялся. — Дед Пузырь вновь сделался маленьким щупленьким старикашкой и от радости за Маха аж прослезился. — Вижу, вижу, как тебе невтерпеж. Беги, не обращай на меня внимания. Я ведь только с виду беспомощный, а на самом деле за призраками никто не угонится. Так что, будь спокоен, от тебя-то я не отстану.

— Ну держись, старче. Никто тебя за язык не тянул, сам напросился.

И Мах побежал, ловко уворачиваясь от острых веток, легко перескакивая рытвины и валежины. Дед Пузырь не отставал — летел в паре шагов от рыцаря.

Из приятной задумчивости, навеянной детскими воспоминаниями, Маха вывели жалобные крики, доносящиеся откуда-то справа:

— Лю-уди! На помощь! Эй, кто-нибудь!.. Убива-ают!.. Карау-у-ул! А-а-а!.. Да невкусный я, невкусный! Спаси-ите! Помогите! Заберите меня отсю-уда!.. Ради Создателя!.. А-а-а! Они меня сейчас загрызут! А я жить хочу-у-у!..

Вопли несчастного вынудили благородного рыцаря сперва замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться. К этому моменту они с призраком преодолели добрую половину пути до замка.

Дед Пузырь заворчал:

— Эй, неужто уже запыхался? Ну надо же, а поначалу казался таким здоровым. Вот уж воистину, внешность обманчива.

— Я? Запыхался? — вскинулся было Мах, но тут до него снова донеслись вопли, и он умолк.

— Мах, да что с тобой стряслось? — уже не на шутку встревожился дед Пузырь. — Если не запыхался, чего тогда стоишь на месте? Об отце, что ли, чего-нибудь нехорошее вспомнил? Дом родной вдруг стал не мил? Ну, со мной-то, с личным своим призраком, можешь не скрытничать.

— А сам ты разве не слышишь? — удивился Мах.

— Ничего не слышу, — признался дед Пузырь, недоуменно пожав плечами, и добавил: — А что, собственно говоря, я должен услышать? Ты уставился в лесную чащобу и молчишь. Я внимательно тебя слушаю, но ты ничего толкового не говоришь!

— Да при чем здесь я?! — заорал на призрака Мах.

— Как? А разве я тебя не предупредил? У-у, склероз проклятый! Я же твой личный призрак, а значит, могу слышать только твой голос, твои шаги, шорох твоей одежды… Все другие звуки мира для меня неощутимы. Это затем, чтобы я во время боя не отвлекался от твоих команд… Так ты там услышал что-то интересное?

— Да уж, интересное.

— Немедленно расскажи преданному призраку!

— Слушай, а видишь ты тоже выборочно? Только предметы вокруг меня? — обеспокоенно поинтересовался Мах.

— Нет-нет, — успокоил дед Пузырь, — зрение у меня в полном порядке. Глаза как у орла. Ведь чтобы помочь тебе в бою, я должен четко видеть твоих врагов.

— Отлично. Тогда сейчас сам все и увидишь.

И Мах, не обращая внимания на бурные протесты призрака, сошел с тропинки и решительно зашагал в ту сторону, откуда доносились вопли.

Крик привел Маха к небольшой лесной полянке, где на основательно затоптанной траве разыгрывался кровавый спектакль: четверо гномов с огромными топорами в руках из последних сил отбивались от дюжины мохнатых человекообразных страшилищ. Пятый гном, с ног до головы забрызганный кровью, лежал без признаков жизни под ногами полуживых от усталости товарищей.

Широкими спинами гномы закрывали прикрученного к дереву человека — мужчину лет тридцати с выпученными от ужаса глазами, который и вопил о помощи.

— Мах, послушай старого, мудрого, убеленного сединами, повидавшего виды, испытавшего смерть, побывавшего… — торопливо забормотал в ухо рыцаря дед Пузырь.

— Да тихо ты! — огрызнулся Мах. — Прекрати кудахтать, а то выдашь нас с головами, и тогда — прощай внезапность.