— Вы ничего обо мне не знаете! — восклицает она.

Ее грудь тяжело вздымается, пульс бешено колотится в горле.

— Я знаю вас лучше, чем те, кого вы зовете своими лучшими друзьями. Я вас вижу.

— Да ну?

Она вскидывает подбородок. Что-то сверкает в глубине ее глаз. Я замираю. Что это было? Что-то совершенно не похожее на то, что она демонстрирует на поверхности. Я этого не ожидал. Интересно.

— И что же вы, черт побери, видите? — Она почти рычит.

— Женщину, которая всю жизнь прожила в клетке. И ненавидит это. Вам скучно там, не так ли? Вы ждете, когда же начнется реальная жизнь. А когда она начинается, она крадет у вас самое дорогое. Так ответьте ей. Взорвитесь. Рванитесь на волю. Ваш ход.

Она смотрит на меня и облизывает губы.

— Бушуйте. Проклинайте. Беснуйтесь. Выпустите все это на меня. — Я шагаю вперед, жестко хватаю ее между ног, тру ладонью. Жар, которым от нее пышет, великолепен. — Велите мне остановиться.

На долгий миг она замирает без движения. Затем резко мотает головой влево.

Я смеюсь.

Я засовываю руки в ее штаны, и пятая пуговица отлетает, стучит по полу. Я проталкиваю палец в ее тело, и ее колени поддаются, она падает на меня. Она такая чертовски влажная. Мы вместе валимся на пол.

— Меня тошнит от того, как я себя чувствую, — шипит она. — Я ненавижу свою жизнь! Я все в ней ненавижу!

Она душит меня моим галстуком в неловкой попытке его стянуть. Она все еще живет в мире, где мальчики полностью раздеваются, а девочки лежат на спине и ждут. На самом деле нужно обнажить всего два места.

— К черту галстук. Расстегни мои штаны.

Она дергает их так сильно, что ломает молнию на моем костюме за десять тысяч долларов. Я подхватываю ее за пояс джинсов и вытряхиваю из них. Она отталкивается от пола, чтобы перевернуться, но я уже сзади. Я толкаю ее обратно на пол.

— Оставайся там. Я хочу именно так.

— Но ты сказал, что я могу…

— Твоя очередь наступит потом.

— Тут дело во мне, помнишь? Ты сам так сказал. И я хочу того, чего хочу сейчас.

— Попытайтесь, мисс Лейн, просто попытайтесь.

К ее чести, она пытается. Но я сильнее. Я первым диктую правила, и, судя по издаваемым ею звукам, она не против. Собрав ее волосы в кулак, я раздвигаю ей ноги, насколько это возможно, и прижимаю ее к полу. Позже я поставлю ее на четвереньки. Но сейчас мне нужно, чтобы она была неподвижна, насколько я могу удержать ее в этом положении. Я втискиваюсь между ее ног, и она издает приглушенный всхлип. Скользя по влаге, наличие которой она отрицала, я вхожу в нее. И воздух взрывается. Она выгибает спину и воет. Я некоторое время не двигаюсь. Любое движение сейчас может меня подставить. Она выгибается подо мной.

— Двигайся, ублюдок!

— Когда буду готов.

Я сжимаю ладони на ее ребрах. Она сопротивляется. Утром она вся будет в синяках. Я выуживаю несколько ненавистных воспоминаний. Моя кровь леденеет. Тело твердеет. Я начинаю двигаться и теряю ощущение времени. Четыре часа кажутся мне четырьмя минутами. Для столь мягкого создания она окунается в секс решительно, творчески. Я пробую ее на вкус. Я могу сожрать ее заживо. Она смыкает губы на моем óргане. Я обхватываю ладонями ее голову. Я не хочу ее отпускать. Скользкий от пота, я оскверняю ее с благоговением. Или же почитаю ее, оскверняя. Каждый. Дюйм. Ее. Офигительнопрекрасноготела. Ей это нравится. С этой женщиной не может быть никаких запретов. Я бы не поверил, что в ней есть нечто подобное. И она действительно кричит.

Позже я перекатываюсь на спину и позволяю ей раскачивать мир вокруг меня. Что она, черт ее возьми, и делает.

Она седлает меня, повернувшись ко мне задом, в зеркальной позе наездницы, спутанные волосы колышутся надо мной. И, черт возьми, эта женщина умеет ездить.

— Помедленнее. — Я кладу руки на ее ягодицы, чтобы она не заставила меня разрядиться за пару секунд.

Она вскакивает на ноги, роняет голову ниже восхитительно влажного голого паха, в котором нет ни грамма запретов, и обжигает меня яростным взглядом.

— Прекрати меня держать! — рявкает она. — Ты чертов контрол-фрик. Теперь моя очередь. Делай то, что я говорю. И если это значит, что тебе придется разрядиться и снова возбудиться, смирись с этим. — Она выгибает бровь. — Если, конечно, я тебя не вымотала.

Я усмехаюсь и ничего не отвечаю. Она уже знает, что это невозможно.

— И не думай, будто это означает, что завтра я захочу тебя увидеть. — Она возвращается в прежнее положение, и я готов взорваться.

— Я не страдаю подобными заблуждениями. И тебе того же желаю, — резко говорю я.

Она отлично знает, что со мной делать, скользит вверх до той точки, в которой я почти выхожу из нее, и дразнит короткими быстрыми движениями бедер, прежде чем опять резко опуститься и медленно двинуться вверх. Миленькая розовая Барби занимается сексом неистово и ненасытно, как животное.

Ее голова запрокинута, спина выгнута. Она забыла правила, моральные установки, ей плевать на все, кроме внутренних императивов. И я думаю: может ли она жить так же, как занимается сексом?

Мое тело напрягается еще сильнее.

Я оставляю ее незадолго до рассвета.

У двери я оборачиваюсь и смотрю на нее. И качаю головой. Она лежит, повернувшись ко мне спиной. Она обмоталась простыней.

— Мак.

Она медленно оборачивается, и я беззвучно ругаюсь. Она уже меняется. Это началось, как только я стал натягивать одежду. И теперь почти закончилось. У нее другие глаза. Настороженные, окрашенные той человеческой эмоцией, которую я больше всего презираю: сожалением. Я ошибся. Она была не готова. Пока не готова.

К полудню она будет меня ненавидеть. К ночи убедит себя в том, что я ее изнасиловал. К завтрашнему дню возненавидит себя.

Я пересекаю комнату, запечатываю ладонью ей рот и налегаю на руку, которую прижал к ее груди, сжимая ей легкие так, что она не способна вдохнуть. Ее жизнь в моих руках. Я могу лишить ее способности дышать. И я же могу вернуть ее.

Я думаю о том, кем может стать МакКайла Лейн, прижатая к стене, лишенная всех своих защит, достигшая предела выносливости.

Я прижимаюсь губами к ее уху. И говорю тихо и нежно:

— Отправляйтесь домой, мисс Лейн. Вам здесь не место. Оставьте дело «Гарде». Прекратите задавать вопросы. Не ищите «Синсар Дабх», иначе Дублин станет вашей могилой. Я слишком долго охотился и слишком близко подобрался к цели, чтобы позволить кому-нибудь все испортить. В этом мире есть лишь два вида людей, мисс Лейн: те, кто выживает любой ценой, и те, кто является ходячей жертвой.

Я скольжу языком по вене, трепещущей на ее горле. Ее сердце колотится, как у перепуганного кролика. Страх меня не возбуждает. Но мое тело снова напряжено почти до боли. Мне стоит покончить со всем этим здесь и сейчас. Вырвать ей глотку, оставить ее тело в этой грязной маленькой комнате. Возможно, я убью ее завтра. Возможно, прикую цепями в своем магазине — на некоторое время. Я дам ей единственный шанс убежать. Если она останется, я буду избавлен от ответственности за все, что может с ней приключиться.