Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри, среди огромных каменных статуй Семерых, посреди зала на постаменте лежало закутанное в белую ветошь тело. Так прощались с усопшими тысячу лет назад, так сегодня торговый дом и представители семейства прощались с госпожой Оверсонг.
Тело на постаменте казалось совсем крошечным, особенно на фоне статуй древних богов, что будто бы внимательно смотрели на смертных, пришедших в их святилище. Геора, Пал, Фор… Большая тройка, что расположилась прямо напротив дверей, нависала над постаментом, словно они тоже хотели принять участие в церемонии.
Госпожа Оверсонг, при всей ее активности, живом уме и ясной памяти, была крайне стара. Никто не знал точно, сколько ей было лет, но некоторые снабженцы клялись, что видели приказы, подписанные ее рукой, еще за двадцатые годы. А это означало, что покойная госпожа директор родилась еще в прошлом столетии.
Вот, все желающие вошли в храм и рассредоточились вдоль стен, а вперед вышли жрецы Фора. Пара мужчин в темных балахонах пронесли по храму лампы, что символизировали путеводный свет, который должен был привести душу Оверсонг в Чертоги, после чего была вознесена молитва владыке Фору. Некоторые люди склонили голову, вознося свое обращение богу Луны и Ночи, большинство же стояло по стойке смирно, глядя строго перед собой. Наконец, когда жрецы закончили обряд, и в храме стало пронзительно тихо, вперед выступ Джамар де Гранж.
Граф подошел к постаменту, что более чем на метр, возвышался над полом, и, коснувшись пальцами завернутой в ткань головы, произнес:
— Госпожа Оверсонг была бессменным директором нашего торгового дома и лидером нашего… предприятия долгие десятилетия. Но каждый присутствующий знает, что человек смертен, за каждым придет Фор и уведет в свои Чертоги. Для целых поколений охотников госпожа Оверсонг была не просто директором, а приемной матерью. Она налаживала связи, лично руководила снабжением и разработкой оружия, курировала боевую логистику… Почти каждый в этом зале обязан госпоже Оверсонг своей жизнью. Я точно знаю, что она неустанно трудилась, трудилась едва ли не больше, чем те, кто сталкиваются лицом к лицу с тварями, за которыми мы охотимся… Все для того, чтобы наш мир стал чище и безопаснее. Дея Оверсонг, твоя охота окончена.
— Твоя охота окончена… — выдохнула толпа.
На улице стремительно вечерело и, чтобы храм не погрузился во тьму, жрецы прошлись вдоль стен, зажигая лампы и свечи. Электрического освещения тут не было.
Вот, к постаменту с укутанным телом Оверсонг подошла Алиша. Я видел, как слезы застыли в уголках глаз храмовницы, но никто и подумать не мог упрекнуть девушку в слабости. Это слезы чистой скорби, слезы невосполнимой утраты. Джамар де Гранж был прав — для охотников Дея Оверсонг была как мать. Мы все понимали, что все те ресурсы и возможности, которые мы получали во время охоты — заслуга торгового дома. А значит, заслуга лично госпожи Оверсонг.
Следом за Алишей к постаменту подошло несколько высокопоставленных управленцев торгового дома, а после — и охотники. Пара пожилых мужчин, что совершенно не скрывали своих слез, Пириус и, наконец, очередь дошла и до меня.
Сколько раз я виделся с директором? Три? Четыре? В нашу первую встречу она была так внимательна, так умна, обаятельна. На нее хотелось произвести наилучшее впечатление, хотелось заслужить ее одобрение, она располагала к себе. И самое главное — она тебя понимала, понимала тот ужас, с которым ты столкнулся, как охотник, понимала пустоту, что оставляют после себя безликие. Каждое ее слово, каждый жест, каждый вопрос говорили «мне не все равно, ты не один». И от этого становилось легко и тепло на душе. Дея Оверсонг была как целительный бальзам для истерзанных душ охотников и оперативников, что жили в бесконечном ужасе и крови. И вот, теперь она ушла.
Я чувствовал десятки устремленных на мою спину взглядов.
Чеканя шаг, я подошел к постаменту, снял фуражку и, зажав ее под локтем, начал стягивать перчатки, чтобы коснуться лба покойной.
— Когда-то вы сказали мне, что семья де Гранж никогда не отворачивается от охотников, — тихо сказал я. — Я помню это. И я помню ваше наставление, госпожа Оверсонг. Я никогда не сдамся, чтобы не произошло.
Я положил пальцы на плотные бинты, в которые было закручено тело, и прикрыл глаза.
— Прощайте, госпожа директор.
После чего я натянул перчатки, напялил фуражку, вытянулся по струнке и отдал честь. Дея Оверсонг не была полицейским чином или даже гражданкой Сонши, но она была великим человеком, который делал важное дело. Так что тут никакого внутреннего конфликта у меня не случилось.
Резко опустив руку и развернувшись на каблуках, я на негнущихся от накативших волнения и тоски ногах вернулся к Пириусу, что сейчас тихо переговаривался с одним из старых охотников. Инструктор успокаивающе положил ладонь на мое плечо, пытаясь приободрить. Я же видел перед собой только белый бинт и очертания лица, что скрывались под ним. Что будет с охотой? Что будет с целой армией, которую содержал дом де Гранж? Я очень надеялся, что у них был кто-то, кто хотя бы отчасти сможет заменить госпожу Оверсонг на ее посту. Но все это будет потом. Сейчас же мы все предавались скорби и прощались с директором торгового дома, ведь с ее уходом из жизни ушла и целая эпоха в истории охотников. И какой будет следующая — никто даже представить себе не мог.
Дело № 3. Палочник. Запись № 1
Воздушная гавань Агиона находилась в десяти километрах от города. Раньше это был военный аэродром, который потом перестроили под гражданские нужды. Ангары, где когда-то стояли боевые самолеты, отдали под ремонтные цеха. Своего производства самолетов у Сонши не было, машины приходилось закупать у ламхитанцев или конфедератов. Были свои авиапроизводства и у токонцев или Кватта, но оттуда поставки были заблокированы по политическим причинам.
Тут же, рядом с сиротливо стоящим у самого края летного поля зданием аэровокзала, расположилась автобусная остановка и парковка для такси. Так что после контроля документов, в которые работник вокзала едва заглянул, я сразу отправился туда — ловить машину.
С собой у меня была сумка и кейс. В первой — моя парадная форма и оружие. В кейсе — перчатка. Летел в Агион