class="p1">Совпадением это не казалось никому. Тут же прорезался пост обороны:

– Кэп, мы санкционировали вылет?

– Ни в коем разе, – с оттенком злорадства отметил тот. – Можете аккуратно пробить ему зеркало? Чтобы не развалился до появления силовиков?

Оборона откашлялась.

– Со всем уважением, кэп, но пока генераторы по нулям – я могу только вытянуть палец и сказать «пиу-пиу»! Что там у нас происходит, к слову?

– Работаем, – лаконично отрезало начальство, снова отключилось и устало потерло лицо. – Нет, ну вот же гадство…

Впервые Саймон наблюдал, как человек в экстремальной ситуации изо всех сил старается держать марку. Сам он, если честно, был на грани отчаяния. Пространство продолжало молчать, и это угнетало даже больше падающего на планету корабля. Тишина. Одиночество. Бессилие. Больше всего на свете молодой лоцман ненавидел бессилие.

И когда уныние стало сменяться яростью – он словно что-то почувствовал. На самой грани, на полувздохе, на полувзгляде. Знакомое дуновение эфирного ветра, голос материи и отклик структуры Вселенной. Звон в ушах и щекотка в мизинцах. Пение гравитации… Он вскочил.

Да, что-то определенно есть! Продолжая распалять себя, Саймон потянулся, поднялся на цыпочки, рванулся…

И сделал шаг.

И оказался в собственной каюте. Далось ему это, прямо скажем, нелегко. Руки дрожали, ноги подламывались – словно он только что пытался перетащить с орбиты на орбиту целый планетоид. Пот заливал глаза, и шатало, как после удачного вечера. Но ведь получилось!

Решение пришло как-то само собой. Прислонившись к стене, чтобы не упасть, и выдернув из держателей аварийный комплект, он развернул легкий скафандр, проверил кислород и аккумуляторы, влез внутрь, пристегнул на пояс штатный шокер-парализатор… Со смарта раздался голос капитана.

– Лоцман, вы что там творите?

Саймон мотнул головой, пытаясь разогнать звездочки перед глазами.

– Некогда, кэп. Попробую постучать в шлюз к беглецам.

Секунда раздумий, потом по связи одобряюще уточнили:

– Получится? Посылаю к вам отделение космопехов, возьмете с собой.

– Не стоит, – отбился Саймон, собирая себя в фокус и проводя затверженные процедуры тестов. – Я все еще словно подушкой хлопнутый. Если промахнусь…

– Если промахнешься, – внезапно перешел на «ты» капитан, – погибнем все. Лихтеры ведь не отстегнуты… Я пока не объявлял чрезвычайного положения, но мы по-прежнему падаем.

– Когда я учился на втором курсе, – лоцман проверил шлем и замкнул забрало, – мы с однокашниками угнали старый буксир, который значился нашим тренировочным судном. Пятеро идиотов хакнули управление и решили покататься по системе.

– Ну? – в голосе собеседника звучало недоумение.

Пришлось пояснять:

– А чтобы нас не спалили, от станции мы уходили на малой реактивной тяге. Обманули внутренний шлюз, и кислород из помещений подтолкнул нас, словно шампанское – пробку.

Снова молчание. Наконец, задумчивый тон дал понять, что сказанное услышано:

– Можно попробовать. Сейчас предупрежу стюардов, да и чиф тоже захочет послушать, расскажешь ему…

– Некогда, кэп, – пришлось прервать реплику. – Я уже иду.

– Хорошо, – ответил капитан. Голос его дрогнул. – Удачи. Удачи… сынок.

Саймон сосредоточился. Надо разозлиться, сказал он себе. Эти козлы решили уронить целый корабль – и подгадить лично ему. Они знали, что лоцман молод, что он выпендрежник и фанфарон. Они что-то сделали с миром вокруг него – и мир почти перестал откликаться на его зов.

Но именно что почти.

Саймон сосредоточился. Потянулся. И шагнул.

Глава 2

Сороковые годы двадцать первого века дались человечеству нелегко.

Серия сверхмощных вспышек на Солнце чуть не погубила цивилизацию. Коммуникации сыпались, словно карточный домик. Перегрузки на энергосетях вызывали массовые блэкауты. Атмосфера сошла с ума – за штормами и ливнями следовали засухи и штили, зимой в тропиках выпадал снег, а что творилось в переходный сезон, лучше и не вспоминать. Пророчества о конце света плодились, как крысы на продовольственном складе.

Но именно тогда несколько энергичных, предприимчивых политиков самых влиятельных государств – Китая, России, США, все еще объединенной Европы и начавшего поднимать голову Ближнего Востока – решили, что так дальше продолжаться не может. И выработали беспрецедентный по уровню международного сотрудничества план.

Во-первых, подразумевалось урегулирование многочисленных политических разногласий. Организация Объединенных Наций, бывшая до того момента, по сути, номинальным «клубом по интересам», наконец стала именно той структурой, которая смогла объединить страны и народы. Генсек ООН получил невиданные доселе полномочия – со всей сопутствующей ответственностью, конечно же. Даже самые радикальные «ястребы» осознали, насколько хрупок мир. И как легко его потерять – вовсе не из-за войн, а по прихоти своенравной матери-природы.

Во-вторых, были проведены расчеты по взаимному интегрированию экономик. Как с определенным удивлением обнаружили аналитики Второго комитета, синергия отказа от межгосударственной конкурентной борьбы давала такие приросты, что стоило задуматься, почему не могли – или не хотели? – проделать нечто подобное раньше. Впрочем, тут же в обиход вошла знаменитая русская пословица: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». С поправкой на политэкономическую специфику, естественно.

И в третьих – а по сути, это и ставилось основной целью, – началась разработка программы по освоению Солнечной системы. В перспективе же – по выходу за ее пределы и созданию колоний на пригодных для жизни мирах, возле иных звезд. Смыслом этого шага было перераспределение генетического пула человечества и остальной биосферы Земли – реализация древнего принципа «не складывай все яйца в одну корзинку». То есть космическая экспансия.

И все шло в меру гладко, пока в две тысячи пятьдесят первом году газовый танкер «Фархад» не застрял в поле тяготения Юпитера с поломкой основного плазменного эмиттера…

Историю своей Семьи приходилось учить наизусть. Никто никогда не знал, где на тебя мог выпрыгнуть неугомонный репортер с ритуальным вопросом: «Скажите, вы ощущаете ответственность перед своими великими предками?» В учебке Саймон поднабрался разноязыких ругательств – и венгерских, и японских, и, естественно, припал к неисчерпаемой кладовой могучего русского мата. Нередко подмывало применять, но это привело бы к долгому, занудному мозгоедству со стороны родни. А выслушивать морализаторские поучения было еще одной вещью, которую молодой лоцман терпеть не мог.

Впрочем, именно похождения Абрахама Фишера пришли на ум, когда Саймон буквально ввалился в крохотный грузовой отсек челнока. Вместе с навыками в области инвективной лексики – перестраховавшись, он шагнул подальше от основной массы, и оказалось, что промахнулся на пару метров выше уровня пола. Искусственная гравитация небольшого судна позаботилась о том, чтобы приземление вышло не сильно мягким.

Радовало только одно. Потирая ушибленный бок и шипя проклятия сквозь зубы, неопытный десантник отметил, что на челноке пространство ощущается уже гораздо привычнее. Впрочем, оно и понятно: кораблик успел довольно резво отмахать не меньше тысячи километров, когда не иначе как чудом его сумел