ухватившись за луку седла. Наконец он увидел, что случилось на его пути. Гать, которую только что уложили в болото, исчезла. Несколько дней назад реферы укладывали здесь свежесрубленные стволы, скрепляли их поперечинами и шли по ним дальше. Брёвна ложились на плывун, хлипкое сооружение раскачивалось и грозило разойтись под ногами, но всё же почти три сотни всадников сумели перейти на ту сторону топи. Как добираться назад, да ещё с добычей, Хав-бека не слишком заботило. Главное, не впасть в раж, не порубить всех поселян, а уж там пленники настелют новую дорогу, понадёжнее прежней.

Однако случилось неожиданное: глупая сказочка обернулась страшной правдой, и войску, так и не вступившему в битву, приходится отступать по раздолбанной дороге.

Оно бы и ничего, но теперь даже такой, негодной дороги не стало. Плывун, содранный и измятый, уже не скрывал густой болотной жижи, а ведь прежде гольд-кипперы, нацепив огромные плетёные из лозы мокроступы, переползали по плывуну на тот берег. Постройка уничтожила плывун, раскрыв липкую бездну, прятавшуюся под ним. А теперь брёвна, уложенные на моховой ковёр, пропали. Ничего чудесного в пропаже не было. Можно было наблюдать, как несколько совсем не великанского вида людей оттаскивают очередной ствол, зацепив его арканом, едва ли не тем самым, на котором не успели повесить пленника.

Спрашивается, как эти люди проникли на ту сторону? Получается, что у них есть ещё один путь, которым пренебрегли воины Хав-бека.

Первым в ряду его людей стоял рефер одетый в доспех из распаренных кабаньих клыков. На голове — стальная мисюра, в руке круглый обшитый кожей щит, густо утыканный вражескими стрелами.

— Что смотришь? — крикнул Хав-бек. — Воин должен не укрываться, а нападать. Стреляй!

— Бесполезно, — ответил воин. — Отсюда может бить всего один человек, который стоит самым первым, а у них прорва стрелков в сухих камышах скрывается. Попробуй раскрыться — мигом убьют. А пока они не стреляют, припас берегут.

— Стреляй, кому говорят! — завопил хан. — Ты что же, так и будешь любоваться, как они разрушают дорогу?

Рефер опустил щит и вскинул лук. Выстрелить он не успел, десяток тонких охотничьих стрел вонзились в лицо, а боевой срезень ударил в горло, разом прекратив мучения. Ни одна стрела не прошла мимо, недаром говорят, что лесной охотник, выследив куницу, бьёт её из лука в глаз.

Расталкивая реферов, Хав-бек поспешил назад. Уйти с поганого болота, где сгинет без следа любое войско, найти обходные пути, которыми пробрались муромчане. И вообще, не до края же земного круга тянутся топи. Нужно скорей вырваться из ловушки и больше никогда, никогда!..

— Дорогу! Дорогу! — крик прервал размышления полководца. Навстречу Хав-беку двигалась группа реферов, тащивших на плечах перемазанный илом древесный ствол. Никто и не подумал остановиться и встать перед владыкой на колени.

— Дорогу! — впереди шагал командир второй сотни. Он расчищал путь для несущих бревно. И он же единственный узнал бека.

— Что здесь происходит?

— Гать, где мы недавно проходили, разобрана. В зарослях — вражеские лучники. Назад пути нет. Мы снимаем там настил и будем переносить его вперёд, где ближе конец топи.

— Там тоже лучники!

— Это война!

Не обращая больше внимания на Хав-бека, сотник двинулся вперёд.

— По камышам — навесом! — командовал он. — Выкурить мерзавцев!

Нечистая сила, что же происходит? Навесом стреляют во время штурма городков и крепостей, чтобы поразить тех, кто прячется за частоколом или земляными валами. А тут — сухой прошлогодний камыш — и вдруг — стрельба навесом. Надо же такое придумать!

— Дорогу! Дорогу!

Ну вот, ещё одну слегу тащат, перемазанные, как твари преисподние, лезут прямо на него, безо всякого почтения.

Хав-бек пихнул первого носильщика, но в ответ последовал такой толчок, что хан не удержался на скользкой лесине и съехал в ждущую болотную густотень.

— А! Помогите!

Реферы с грузом прошлёпали мимо, словно не им кричал господин. Так бегут по тропке муравьи в одну сторону нагруженные соломинками, в другую — порожние. И никому нет дела до гибнущего владыки.

Ладони соскользнули с мокрого бревна, за которое не удалось зацепиться.

— Эй, кто там? Спасите!..

Грязная вода лезет в рот. На бревенчатом настиле полно народу, но у каждого свои заботы, никому нет дела, что гибнет повелитель. Повелитель, это тот, кто ведёт войско к победе, а когда он бежит, не приняв боя, никто пальцем не пошевелит, чтобы выручить неудачника. Скорее уж сами реферы удавят бывшего повелителя. Повесят на воротах, чтобы полюбоваться, как вытянется его шея.

Тёмная вода сомкнулась, несколько пузырей всплыло на поверхность.

* * *

Боевой лук вооружённого всадника куда сильнее охотничьего лука, с каким ходят на белку, малую птицу и тому подобную живность. К тому же, серьёзных стрелков среди реферов куда больше, чем муромцев.

Реферы стояли на самом виду, то и дело кто-то из них падал в трясину, и уже не появлялся на свет, но боевые стрелы, выпущенные наугад, летели и порой находили невидимую цель. Взмахнув руками, поймал грудью стрелу и упал навзничь Ильюн, тонко вскрикнула Ильяна, которой вражеский выстрел просадил плечо.

Илюшка ухватил раненую в охапку, потащил прочь от обстрела.

— Дура! Говорил тебе: не дело девке воевать…

— Ничо! Я троих набежников с тропы сшибла. А рана на живом заживёт.

— Отходим! — протяжно крикнул кузнец Ильяк. — Кончайте геройствовать, лишних голов ни у кого нет.

— Так ведь уйдут недруги! — крикнул кто-то. — Вон их ещё сколько на тропе топчется. Неужто позволим им уйти?

— Пусть бегут! — рявкнул Ильяк. — Пусть по всем землям разносят старую новость, что не оскудела наша земля богатырями, и на всякого супостата найдётся у нас свой Илья Муромец.