Уже на эскалаторе я полез в карман пиджака за билетом и проездным. Их там не было. Мой дорогущий годовой проездной ехал теперь по линии Пикадилли со всеми остановками до самого «Аксбриджа». Я закрыл глаза в отчаянии. Когда я открыл их секунду спустя, я уже доехал до конца эскалатора, и, на мое счастье, билеты у выхода не проверяли. Я вздохнул с облегчением и подумал, что иногда жизнь бывает необыкновенно благосклонной.

За дверью моего подъезда меня ждала до боли знакомая атмосфера. Вот уже пять дней это место было мне домом. Пять дней, а кажется — уже лет десять. Я нажал на кнопку таймера, и в коридоре загорелся свет. Проверил почту. Едва я вставил ключ в дверь, свет погас.

19:20

— A-а! Здесь был погром!

Так каждый раз говорила Агги, моя бывшая девушка, когда входила в мою комнату. Это была наша любимая дежурная шутка, не верх остроумия, конечно, но мы все равно смеялись до колик.

С Агги мы расстались ровно три года назад. Не подумайте, будто я специально считал дни. Я точно знаю, сколько прошло времени, потому что она бросила меня в мой день рождения. Мне тогда как раз исполнилось двадцать три. Как бы я ни пытался забыть день, когда родился, эта дата намертво врезалась мне в память.

В тот роковой день я проснулся от звука тишины. Саймон и Гарфанкел здесь попали в самую точку, у тишины есть звук[8]. Тогда я еще жил с родителями — если хоть кто-нибудь был дома и не в полной отключке, о тишине приходилось только мечтать. Обитатели дома никогда не брали в расчет, что кто-нибудь может в данный момент спать, — они запускали стиральные машины в шесть утра, гремели посудой, включали телевизор на полную громкость, орали на весь дом: «Мама, ты не видела мои ботинки?» и время от времени хохотали. В этом бедламе я быстро научился пропускать мимо ушей естественный шум, сопровождающий обычную жизнь любой семьи среднего класса.

Потом, когда отец и мать отправлялись каждый на свою работу (в Городской совет Ноттингема и в дом престарелых «Мидоу Холл», соответственно), а младший брат Том — в школу, дом погружался в мирный покой. Моему мозгу уже нечего было отфильтровывать, разве что чириканье какого-нибудь скворца в саду, и я просыпался — тишина служила мне будильником.

На моем одеяле лежал одинокий коричневый конверт. Когда для меня приходили письма, отец перед уходом на работу всегда заносил их ко мне в комнату. Возможно, он надеялся, что при их виде я от радости сподвигнусь хоть на что-нибудь. Это никогда не срабатывало. Ничто не могло заставить меня действовать. В то время я получал очень немного писем, потому что корреспондент из меня был никакой. Не то чтобы я совсем не писал писем, я писал их довольно часто. Я их просто не отправлял. Комната всегда была завалена листами бумаги, на которых было небрежно нацарапано «Дорогой такой-то». В моей жизни ничего не происходило, так что мне нечего было написать, кроме сакраментального вопроса «Как у вас дела?». Ну а для того, чтобы регистрировать малейшие происшествия моей светской жизни («Сегодня я проснулся, встал и позавтракал хлопьями…»), мне до отвращения не хватало слов.

Я прекрасно знал, что находилось в конверте, потому что это была Судьбоносная Среда — религиозный праздник, справляемый раз в две недели, который символизировал мое спасение — извещение о переводе моего пособия. Родители, мягко выражаясь, не были счастливы, когда я, их первенец, вернулся в родовое гнездо, чтобы жить на пособие. За четыре года до этого они отвезли меня — вместе с чемоданом, магнитофоном, коробкой кассет и плакатом с Бетти Блу — в Манчестерский Университет в надежде, что я получу первоклассное высшее образование, каплю-другую здравого смысла и цель в жизни.

— Неважно, чем ты будешь заниматься, сын, главное, делай это на совесть, — сказали они, даже не пытаясь скрыть звучавшего в их голосах глубочайшего разочарования, когда я объявил, что собираюсь изучать английский и кинематографию.

— Зачем тебе это? — спросил коллективный страж моей души, наделенный двумя телами, но единый в своих мыслях.

Мое объяснение их тоже не особенно впечатлило, потому что в целом оно сводилось к тому, что мне нравится читать книги и смотреть фильмы.

Три года спустя я закончил путешествие по конвейеру высшего образования и очень быстро получил точное представление о своем месте в жизни: я был чрезмерно образован в двух областях, которые вне стен университета без дальнейшего, более практического обучения были совершенно бесполезны. За выпускную работу мне еле натянули 2/2, и, поскольку учебный процесс в целом мне чрезвычайно надоел, я засунул «дальнейшее обучение» в коробку с надписью «и речи быть не может». Вместо учебы я занялся тем, что прочитал еще несколько книг, посмотрел чертову уйму фильмов и зарегистрировался на бирже труда. Такого образа жизни я придерживался около года, пока снимал комнату в Хальме, но потом банку это надоело, и он перестал со мной нянчиться. Быстрой и точной атакой, достойной Роммеля[9], управляющий банком взял меня в клещи: отменил возможность превышать кредит и заставил подписать обязательство выплачивать по 20 фунтов в месяц, чтобы, как он выразился, «удержать мой долг в пределах разумного». В результате я, как почтовый голубь, вернулся в отцовский дом в Ноттингеме, забился в свою комнату и принялся обдумывать свое будущее. Чего только не делали мои родители, чтобы подтолкнуть мою забуксовавшую карьеру! Даже бабушка с ужасающей регулярностью рассказывала мне по телефону о вакансиях, сведения о которых черпала в местной газете. Но все впустую — они только зря потратили время. Карьера меня совершенно не интересовала. Я пришел к выводу, что, пока у меня есть крыша над головой и пока меня любит замечательная женщина, бедность мне не особенно страшна.

Я говорю «не особенно», потому что время от времени мое жалкое существование все-таки повергало меня в отчаяние. К счастью, я научился противопоставлять себя обществу и пользовался всяким удобным случаем, чтобы ему насолить, давая таким образом выход своему бессильному гневу. В ходе моей маленькой партизанской войны я совершил следующие подвиги:

• Получил удостоверения Студенческого союза обманным путем.

• Использовал вышеуказанное удостоверение для покупки льготных билетов в кино.

• Подделывал дату на проездных.

• Портил фрукты в универмагах «Теско».

• Водил машину, не заплатив ни дорожной пошлины, ни страховки.

• Не раз выпивал пиво из чужих кружек в ночных клубах, пока хозяин смотрел в другую сторону.

В общем, я делал все, чтобы почувствовать, что все еще существую и продолжаю набирать очки в игре под названием жизнь. Но только благодаря Агги я не сходил с ума. Без нее я бы никогда не удержался на Грани.