Следующим несомненным воспоминанием становится неприятно бьющий в глаза солнечный свет. И невозможность открыть глаза или отвернуться без риска взрыва внутри головы. А что было до этого… Зыбкие обрывки, было — не было, не разобрать. К забору Храма мы вроде бы подъехали. Только почему-то далеко от ворот. Решили идти пешком. Но путешествие быстро утомило. Показалось, что идти к джедаям лордам ситхов западло. Дарт Плэгас вроде бы орал через стену, чтобы к нам немедленно вышел Йода. Но гранд-магистр испугался и не пришел. Тогда учитель решил пробить джедайскую стену лбом. А я предложил месть лучше. Потом мы, кажется, втроем мочились на стену. А-а-а, нет, не помню.

Зато утро выдается. Каким? Просто выдается. Начинается оно ближе к полудню. Завтрак кажется излишним. В доме — ни души. Дарт Плэгас отбыл в неизвестном направлении. Ну и ситх с ним. Дарт Мол тоже где-то шляется. Жаль, ему бы я рога пообломал за вчерашнее непочтение.

В Сенате оживленно обсуждался самоотвод третьего кандидата. Обсуждался шумно настолько, что предвыборную речь моего соперника сенатора Органы даже если кто и хочет услышать, за шумом не сумеет.

Взглянув на меня, все утро комлинк разрывавший Мас Амедда только рогами качает молча, сует мне в руки бутылку минералки и плавно трогает ложу в центр зала. Прикладывать холодненькую бутылку ко лбу приятно, а думать о предстоящей речи — нет.

— Дамы и господа, полагаю, что события последней ночи красноречивее любых слов говорят о принципиальной позиции, идеалах и врагах следующего кандидата — сенатора от Набу Шива Палпатина.

Поднимаюсь на ноги и кланяюсь собравшимся. Нет, головой лучше не шевелить. Тем временем председательствующий Амеда не унимается.

— Так стоит ли тратить время на слова, когда мы видим дела?

Зал неопределенно гудит. То ли морду мою опухшую оценивает, то ли согласие выражает. Я не понял.

— Предлагаю перейти к голосованию.

Зал не возражает. Ох, Амеда, ох, спасибо! Век не забуду! Пока голосование, пока то-се, к первой речи в качестве канцлера я вполне оклемюсь.

Домой я возвращаюсь практически ночью. Обессиленно плюхаюсь в кресло. Напиваться второй вечер подряд — лишнее. Просто не шевелиться. И не то, чтобы обеспечить гарантированный исход голосования было особенно сложно. Однако, ощущение, словно из выгребной ямы вынырнул. Наверное, именно потому и противно, что несложно и предсказуемо. И еще из-за едва заметного запаха гари из пострадавшей части дома.

Ступор постепенно сменяется раздражением. Где этот хаттов Мол? Учителю вызвериться не на кого, а его невесть где носит! Словно почувствовав мое всё нарастающее недовольство, в коридоре завозились. В полумраке гостиной по пальцам явственно бегут искры статического электричества. Желание шибануть по ученику прямо через дверь оказывается столь непреодолимым, что я вскидываю руки в характерном жесте «молния ветвистая, средней интенсивности с двух рук».

— Я не один, — раздается из-за двери.

Кого он еще приволок? Быстро протираю руки шерстяной тряпкой и прикладываю ладони к металлическим набалдашникам на ручках кресла. Надеваю на лицо добродушную улыбку.

— Что же вы не заходите, друг мой? И почему вы держите нашего гостя в прихожей.

— Слыхал, гаденыш? А ну, пошел внутрь!

Из холла раздается звук звонкой затрещины, жалобный писк и совсем непонятная возня. Дверь, наконец, распахивается. На пороге возникает злющий как сто коррибанских призраков Дарт Мол с упирающимся мальчишкой Скайуокером в руках.

— Вот, полюбуйтесь! Торчал на девятом уровне, в наперстки лохов разводил. Его уже совсем собирались отлупить, но на его счастье тут я пивка попить в ту дыру заглянул.

— Как ты там оказался, малыш?

Честно говоря, я опешил. Прежде всего, от того, что только сейчас понимаю, смерти Скайуокера я вчера в Силе не чувствовал. Просто, вид полностью разрушенной комнаты никаких иных мыслей не допускал.

Тем временем оказавшийся между мной и Молом Энакин старательно рассматривает носки своих башмаков, шмыгает носом и молчит.

— Чего же ты молчишь, ну?

— Я испугался…

— Кого, пьяного дядю Хего Дамаска? Н-да, рожа у него конечно… Но на деле он — тихий, безобидный банкир. Один из самых уважаемых финансистов галактики. Ну, и самых богатых заодно. Так, ты испугался. Что же было потом?

— Когда я остался в комнате один, то решил, что надо сматываться.

— Каким образом?

— По трубе…

— По какой еще трубе?

— Там, под балконом. Я по ней прополз до угла, а там на стене скобы какие-то. Я по ним спустился немного и прыгнул на парковочную площадку…

— С ума сошел? Ты же мог запросто разбиться!

Только горестный вздох вместо ответа.

— Ты, вообще, чем думал, когда лез на нижние уровни? Вот там-то запросто могли все, что угодно сделать!

Снова тяжелый вздох и молчание. Того гляди, заплачет.

— Ладно, довольно об этом. Давай мириться. Ты же теперь понимаешь, что зла тебе в этом доме никто не хочет?

Энакин кивает. И верно, вчерашний ужас теперь кажется ему глупым. Мальчик не понимает, но похоже, сама Великая дала ему знак о надвигающейся опасности. Если бы сам не распространял среди джедаев байку про Избранного, принял бы это за верное доказательство легенды.

— Но теперь-то ты ничего не боишься?

— Он ситх, — не спрашивает, опасливо косится на забрака Скайуокер.

— Мол, ты ситх? — строго хмурю бровь, обращаясь к ученику.

Тот жизнерадостно скалится в ответ.

— Значит, можешь звать его не Мол, а Дарт Мол, — оборачиваю разговор в шутку. — Но оставим все разговоры до утра. Сейчас в душ и спать. Ночь уже.

— А выпить бокал молока за чудесное спасение?!

Ворвавшийся с радостным ревом в мой кабинет граф Дуку бесцеремонно загребает в охапку Энакина и принимается тискать и подбрасывать как собственного горячо любимого племянника. Мальчишка же, что характерно, не только джедая не пугается, а даже неуверенно пытается улыбаться в ответ. Умеют же гады джедайские мозги детям пудрить. Душу кольнуло ревностью. Чтобы очаровать мальчишку, придется меняться самому, а то ведь провозишься с учеником десяток лет, а он потом на светлую сторону сбежит. Вот позорище-то будет.

— Добрый вечер, граф. Рад вас видеть. После суматохи сегодняшнего дня — особенно.

— Полноте, канцлер, — особенно выделяет последнее слово Дуку. — Я должен был быть у вас уже прошлой ночью. Но вернулся с Серено только сегодня вечером. Сразу как узнал. Взял кой-кого за горло. Думал, поговорить о другом. Но, коли тут все так чудесно