Он протягивает руку. — Пойдем с ней встретимся.

Он, должно быть, чувствует, как потеет моя ладонь в его прохладной и сухой, но ничего не говорит об этом. Я так и не поняла, то ли он только притворяется, что не замечает моего дискомфорта, то ли он действительно этого не замечает. Я плакала, кричала, умоляла — ничего. Его мягкая улыбка никогда не сходит с его лица, когда он дает мне мои команды. Он не колеблется, даже когда он говорит мне, что сделает со мной и Лорной, если я не подчинюсь.

Юбка моего длинного платья с цветочным узором шуршит вокруг меня, когда мы с Лазаро спускаемся в подвал. Подошвы моих дорогих балеток тонкие. Сквозь них я чувствую пронизывающий холод бетона. Женщина на полу должно быть замерзла.

Она появляется в поле зрения, и мое сердце бешено колотится. Ее лица не видно под фатой длинных светлых волос. На ней джинсы и блузка на пуговицах, порванная в нескольких местах.

Где они ее поймали и как? Был ли Лазаро тем, кто заполучил ее?

Иногда к нам приносят его жертвы, а иногда он выступает в роли и охотника, и палача. Именно последней ролью он известен в криминальных кругах. Мужчины из нью-йоркского преступного мира знают, что, если Стефано Гарзоло попадет в плохую сторону, ему стоит только сказать слово, и мой муж придет за ними. И этого достаточно, чтобы держать большинство из них в узде.

Женщина шевелится. Слышится легкое движение, за которым следует болезненный стон. Насколько я вижу, у нее нигде нет кровотечения, но, должно быть, ее усыпили.

Лазаро движется целенаправленно. Он хватает ее за запястья и тянет ее руки над головой. Она начинает вяло бороться, но это безрезультатно. Лазаро сильный. Ему требуется не более тридцати секунд, чтобы связать ее запястья толстой веревкой. Закончив, он поднимает ее за талию и привязывает веревку к металлическому крюку, свисающему с потолка. Женщина качается, подвешенная на руках. Наконец ее волосы падают с лица, и я вижу ее прищуренные карие глаза.

Я прижимаю ладонь ко рту. Боже мой, она всего лишь девушка. Не больше восемнадцати. Примерно в возрасте Клео. Поток тошноты врезается в мой живот и бросает его из стороны в сторону.

Она начинает задыхаться, но она все еще не в себе. Ее голова болтается из стороны в сторону.

— Почему она здесь? — тихо спрашиваю я. Должно быть объяснение. Папа делает все, чтобы обеспечить безопасность нашей семьи, так что она должна представлять угрозу.

Лазаро пожимает плечами. — Это просто работа.

— Работа?

— Кто-то хочет ее. Она оказалась на нашей территории. Была объявлена услуга, поэтому мы взяли ее, и теперь мы с тобой немного поиграем с ней. Кто-то заберет ее завтра вечером.

Мое дыхание становится неровным. Заберет ее живой или мертвой? В любом случае, "поиграть" — это кодовое слово Лазаро для пыток. Это как-то связано с тем, что Тито рассказывал мне ранее?

— Но что она сделала?

— Ничего такого. Она родилась с неправильной фамилией.

В его словах нет серьезности. Никаких указаний на то, что он осознает весь ужас того, что только что произнес. Моего мужа не волнует, почему кто-то оказывается в его подвале, но меня это волнует. Мне нужны причины — оправдания — того, что мы делаем с этими людьми. Я использую крохи, которые он мне дает, чтобы оправдать свои действия.

Он был насильником, а теперь получил по заслугам.

Он украл деньги у клана и мог бы убить Тито, если бы выстрел попал туда, куда он намеревался.

Он разбавил кокаин достаточным количеством левамизола, чтобы вызвать у покупателей припадки.

Но эта причина настолько неубедительна, что ее не может использовать даже человек, столь практикующий умственную гимнастику, как я.

Внезапно воздух пронзает крик. Успокоительное, должно быть, закончилось. Девушка начинает так сильно брыкаться, что я боюсь, что она вывихнет себе плечи. Вена на шее Лазаро вздулась. Он не беспокоится, что ее кто-нибудь услышит. Подвал звукоизолирован, и соседям виднее, чем совать свой нос в его дела. Но Лазаро ненавидит, когда кричат без причины.

— Тихо, — говорит он, доставая шприц.

Крики девушки переходят в хныканье.

— Пожалуйста нет. Пожалуйста, не приставайте ко мне с этим, — говорит она с едва уловимым итальянским акцентом.

Мой муж улыбается ей, как посыльному. Все дружелюбные и с хорошим настроением. — Ты закончила? Если ты пообещаешь вести себя тихо, я уберу иглу.

Глаза девушки перебегают со шприца на мужа ко мне. Она задерживает мой взгляд на секунду, на ее лице мелькает замешательство. Я не похожа на убийцу, особенно когда одета для девичника. Она, наверное, интересуется, какого черта я здесь делаю.

— Я не буду кричать, — говорит она дрожащим, умоляющим голосом. Ее грудь вздымается и опускается от ее частых неглубоких вдохов, и я снова поражена тем, насколько она молода. Ни единой морщинки на ее лице, ни намека на седину.

Эта девушка, похоже, не из тех, кто причиняет кому-либо боль.

Я закрываю глаза, когда внутри меня нарастает ужас.

— Пожалуйста, это ошибка, — говорит она, стараясь говорить спокойно. — Я не знаю, кем вы меня считаете, но я всего лишь турист. Я в Нью-Йорке на две недели со своим другом. Ее губы дрожат. — Имоджен…

Лазаро засовывает руки в карманы брюк и прислоняется спиной к стене. — Твой друг мертв.

Черты лица девушки искажаются.

Улыбка Лазаро становится шире, и он качает головой, словно участвует в какой-то секретной шутке. — Поверь мне, из вас двоих счастливчик — твой друг.

Ей требуется секунда, чтобы понять, что он имеет в виду, но, когда она это делает, по ее щекам текут немые слезы.

— Я не понимаю, — бормочет она. — Почему это происходит?

— Это не твоя вина, — спокойно говорит он. — Не вини себя. Ты действительно ничего не могла сделать.

Как будто он пытается заигрывать с ней. Я понимаю, что это часть наказания. Тот, кто попросил папу схватить эту девушку, хотел, чтобы она страдала.

Муж поворачивается ко мне. — Я пойду переоденусь. Вы двое можете использовать это время, чтобы лучше узнать друг друга.

Мы с девушкой наблюдаем, как он уходит вверх по лестнице, а потом остаемся только мы. Задняя стенка горла начинает болеть. Я знаю, что грядет. Она будет умолять. Они все делают.

— Пожалуйста, помогите мне, — хрипит она. — Он ошибается. Он выбрал не ту девушку.

Я делаю шаг к ней. Она вздрагивает, явно не зная, чего от меня ожидать. У нее россыпь веснушек на носу-пуговке и пухлых щеках.

— Он никогда не