Я хочу привести здесь пять удивительных сюжетов, относящихся к временам первой гражданской войны. В 65 году, когда Помпей завоевывал Кавказ, Цезарь приказал вновь воздвигнуть статуи Мария. В 62 году в Этрурии убит Катилина. В 58-м Катон в кровавой битве берет Кипр. В 54-м Красc идет сармией в Месопотамию; он уже стоит на пороге смерти.

Я нахожу замечательно верными два изречения, в которых выражена вся суть и его тела, и его жизни, и его времени, и его языка: «Никто не знает того, что говорит. Никто не знает того, что делает». Я люблю обе эти краткие максимы и каждодневно поверяю ими окружающую действительность. Всякий раз, как человек говорит или пишет, всякий раз, как он действует или принимает решение, он делает рискованный выбор, не зная размаха его последствий, не умея оценить его значение, не предвидя его перспектив, не представляя течения дела. Вот почему следует относиться ко всему сущему с легким подозрением, расспрашивать, разведывать, присматриваться, докапываться до сути явлений. И когда вдруг, в мгновение ока, в чьей-то беззаботной речи промелькнет некое нужное слово, а чей-то поступок посулит некую желанную возможность, нужно суметь не упустить удобный случай и оказаться на высоте, действуя решительно и смело.

В декабре 63 года ни Цезарь, ни Катон не осознавали того, что делали. Они знали только, что соперничают ради высшей власти. Они еще ничего не знали ни о блеске, ни о значении, которые впоследствии приобретут их имена. Еще менее того они понимали, что делают ровно противоположное тому, что, по их мнению, замыслили. Они оба, словно два отражения одного и того же предмета, совершенствовали свою речь, доводя ее до крайней, аскетичной простоты. Что же касается Альбуция, то он нарочито затемнял, запутывал свой язык.

Альбуций Сил в конце жизни хорошо сознавал все своеобразие своих сочинений. Он признавался в этом Сенеке, который сохранил письменные свидетельства его творчества. Оригинальность романов Альбуция выражалась не только в отрубленных руках, носорогах и вульгарных словах, которые он вводил в свои тексты. Она воплощалась также в приверженности определенным темам — гражданским или пиратским войнам, которые глубоко поразили его в детстве и отрочестве. И все более жестоком противостоянии свободных граждан и рабов, отцов и детей. В 55 году Альбуций, как и все жители Рима, впервые увидел носорога; мальчику было в ту пору тринадцать лет. Возраст созревания. На его лице пробиваются первые волоски. Он еще только учился говорить, когда члены побежденных и рассеянных полчищ Мария, Митридата, Серто-рия, Спартака тысячами пробирались к морю. Беглецы, поставленные вне закона, объединили свою ненависть и свой голод; в результате половина Римской империи ушла в пираты. Плавая на баркасах или наскоро сбитых плотах, они разбойничали в устьях Эбро, Тибра, Роны, Нила, на Босфоре, у Геркулесовых столбов. Когда Альбуцию было два года, Помпей потребовал у властей пятьсот галер, набрал сто тридцать тысяч человек и за шесть недель уничтожил тысячи этих утлых челнов и оголодавших людей, которые на них плавали.

За два года до рождения Альбуция вдоль всей земляной дороги, ведущей из Новары в Милан, вдоль всего мощеного пути из Милана в Рим тянулись вереницы крестов с распятыми рабами. После гибели Спартака Красc приказал только на одной Аппиевой дороге распять шесть тысяч взятых в плен рабов. Шесть тысяч черных крестов на обочинах; вороны срывали клювами повязки, прикрывавшие чресла казненных, и отщипывали с трупов кусочки плоти.

Рабы, желавшие стать людьми, провинциалы, стремившиеся стать гражданами, плебеи, умиравшие с голоду, подняли три революции, залив Рим кровью. Первая закончилась при Гракхах. Вторая пришлась на правление Мария. Третья бросила вызов Цезарю. Я привожу здесь слово в слово истории о женщине, покончившей жизнь самоубийством, о вольноотпущеннике, что предъявил судье четыре бесполезные таблички, о рабе, осужденном на пытку за спасение своего господина, о другом рабе, распятом за отказ стать насильником, и, наконец, об оружии, заговорившем на могиле. В виде исключения я перескажу и роман Папирия Фабиана, поскольку нахожу его замечательным.

Во времена гражданских войн некая женщина приняла сторону своего мужа, сражавшегося против врагов, среди которых находились ее отец и брат. Армия, где воевал ее супруг, была разгромлена, сам он убит в бою, и женщина пришла к отцу. Но тот отказался впустить ее в дом. Дочь спросила его:

— Quemadmodum tibi vis satisfaciam? (Чем я могу загладить свою вину пред тобою?)

— Morere! (Умри!) — И отец повернулся к ней спиной. Женщина повесилась тут же, у дверей дома. Сын обвинил отца в безумии.

Альбуций писал:

— Utrae meliores partes essent, soli videbantur judicare di posse (Решение, которая из сражавшихся сторон была достойнее, зависело от капризной воли богов). Что же до тебя, даруй прощение своей дочери, если ты милосерден, подчинись эдикту — если ты ей враг, природе — если ты отец, справедливости — если ты судья, ее брату — если сам ты озлоблен.

На это отец отвечал сыну:

— Ее убило не мое слово. Скорбь о погибшем супруге толкнула ее на смерть.

Но сын возразил:

— Твое лицо пылало от гнева. Ты говорил с необузданной яростью. Ты обращался не к своей дочери. Ты убивал своими словами живую душу.

Отец стоял на своем:

— Я хотел, чтобы она постигла всю тяжесть своей вины.

Сын:

— Но она молила тебя о помощи.

Отец:

— Она говорила не опуская глаз.

Сын:

— Она смотрела на твои руки, не смея сжать их, на твою грудь, желая прильнуть к ней лицом.

Отец:

— Я хотел наказать ее ожиданием. Я бы дрогнул при третьей ее мольбе. Ты же не просил меня за нее. То, в чем я отказал супруге моего врага, я даровал бы твоей сестре.

Во времена гражданской войны между Цезарем и Помпеем некий патрон, осужденный на смерть самим Помпеем, укрылся в доме одного из своих вольноотпущенников. Он прячется у него на сеновале. Вольноотпущенник кормит и оберегает его. В награду он просит освободить его от барщины и хозяйственных услуг, которые обязан оказывать своему господину, как то: строительство моста, помол зерна, поденные работы, мощение дорог. Патрон соглашается, записав сей договор на четверной буксовой табличке. Будучи восстановлен в правах на свое имение (Цезарь уже в Египте и продвигается вверх по Нилу), патрон требует от вольноотпущенника обычных услуг. Он ссылается на жестокость гражданских войн и на закон «Per vim», по которому любые акты, написанные под страхом смерти, утрачивают силу.