Жарова и Губочкину встретил командир четвертого взвода капитан Крабов.

Офицеры поздоровались. Валентина спросила у Крабова:

— А где Люда Конурок?

Капитан указал на блиндаж:

— Отошла по делам своим! Сейчас подойдет, и начинайте прием-передачу поста по линии связи, а мы с Игорем обойдем позиции. До нашего возвращения блиндаж не покидать.

Валентина ответила, усмехнувшись:

— Есть, товарищ капитан! Обязательно дождемся вашего возвращения.

Крабов ничего не ответил, потому что появилась Конурок, и Губочкина обняла подругу. Связистки скрылись в блиндаже.

Крабов предложил Жарову:

— Обойдем позиции?

Старший лейтенант согласился, тем более этого требовали и инструкции:

— Идем!

Офицеры прошли на западный фланг. Перед пустым капониром капитан остановился:

— За постом начали пасти, Игорь!

Жаров изобразил изумление:

— Да? Давно? Кто и откуда?

Капитан ответил:

— Бойцы заметили наблюдателя три дня назад, в пятницу, где-то часов в десять. На противоположном склоне, напротив того места, где стоим сейчас мы. Пройдем в капонир.

Западный сектор поста, где, как правило, несло службу второе отделение взвода, заступившего на дежурство, был оборудован капониром для третьей боевой машины пехоты. Но эта БМП так и не дошла своим ходом до блокпоста. На одном из участков дороги, в тридцати километрах от высоты 204,0, там, где грунтовка вплотную подходила к обрыву, после прохода первых двух боевых машин грунт «поплыл» — и третья машина попала в естественный капкан. Она начала сползать с плоскогорья. Хорошо, что в машине находился один механик-водитель, который успел выскочить из люка на броню и спрыгнуть на землю. БМП же рухнула в пропасть вместе с обширным участком склона. Таким образом и боевая машина была безвозвратно потеряна, и единственная сухопутная нить, соединяющая пост с равниной, оборвалась. Поэтому взвода стали доставлять на позиции вертолетами, а крайний, западный капонир так и остался пустым, превращенный в огневую точку станкового гранатомета «АГС-30».

Рядом с ней и устроились офицеры. Подняли бинокли. Крабов проговорил:

— Трещину, идущую по противоположному склону от вершины, видишь?

— Это где ряд кустарника?

— Да!

— Вижу! Ну и?

— Террасу, которой оканчивается трещина, наблюдаешь?

— Угу!

— Смотри слева — черная дыра. Похоже, пещера, и скорее всего — сквозная, с выходом на другую сторону перевала. Там-то и был замечен неизвестный наблюдатель за постом.

Жаров, рассматривая черную дыру, спросил:

— Почему ты решил, что там сквозная пещера? Дыра есть, вижу, но это может быть просто выемка в породе, достаточно крупная и способная укрыть наблюдателя. Но этот наблюдатель мог к дыре спуститься и по трещине! Мы ж не знаем, что она собой представляет?

Крабов отрицательно покачал головой:

— Нет, Игорь! Если бы наблюдатель появился один раз, тогда с тобой можно согласиться, но, заметив его в пятницу, в субботу я лично следил за дырой и трещиной. Неизвестный появился в пещере ровно в 11–00, а если шел бы от трещины, он по-любому засветился бы на террасе. Трещину и дыру разделяют не менее трех метров. Их наблюдатель не преодолевал.

— Ясно! Но непонятно, кто и почему решил установить контроль над постом?

Вопрос прозвучал вполне естественно, хотя Жаров прекрасно знал ответ на него.

Капитан ответил:

— Вот и я не пойму! Но ничего хорошего это не предвещает. Как бы какая банда не запланировала прорыв через Шунинское ущелье!

Старший лейтенант воскликнул:

— Но это невозможно! Даже ночью и в туман. У нас достаточно сил, чтобы прикрыть ущелье!

— Так-то оно, Игорек, так, но как может произойти все на самом деле, просчитать невозможно.

— Считаю, проход прощупывают. Но, оценив обстановку, противник вряд ли решится прорывать оборону поста! Проще пройти, прикрываясь перевалом между нами и соседней, восточной заставой. Крабов опустил бинокль:

— Ладно. Будь что будет. От нас мало что зависит, лишь отразить возможное нападение. Но ты за пещеркой понаблюдай. Не помешает. Да ночью усиль караул.

Жаров обернулся к капитану:

— Ты вот что, Кирилл, прибыв в часть, подожди докладывать комбату о наблюдателе.

Капитан удивился:

— Почему?

— Реакция Белянина непредсказуема, подполковник может тут же принять решение на усиление блокпоста и перебросить сюда еще взвод. Зачем отрывать ребят от мирной обстановки и здесь создавать чехарду без особой надобности. Это же придется рубить новые позиции, а ты помнишь, чего нам стоило создать эту систему обороны? Наблюдатель же, оценив пост, может больше не выйти на позицию, поняв, что прорыв на нашем направлении невозможен. И получится хрен что! Но если наблюдение с сопредельной стороны продолжится и проявятся хоть малейшие признаки угрозы нападения на пост, я сам обо всем доложу комбату. Считаю, что сейчас это делать рано. И так дежурство не сахар, но пока каждый из нас, взводных, выходит на блокпост раз в месяц. А после непредсказуемого решения Белянина мы реально можем начать зависать в этих горах по полмесяца. Тебе это нужно? Ладно, я холостой, а у тебя супруга, семья!

Капитан согласился:

— Ты прав, Игорек. Пока комбату лучше не знать о наблюдателе, а то действительно кашу заварит, не расхлебаем всей ротой.

— Это точно. Ну что, обойдем другие позиции?

— Пойдем. Высоту смотреть будем?

— А чего ее смотреть? Я же проходил через нее. Там, наверное, бойцы уже сменились, хотя доклада еще не последовало. Но мой отделенный может время тянуть. Хитроватый паренек! Понял службу!

— Тогда на восточный сектор?

— Идем на восточный!

Офицеры покинули капонир и траншеей, минуя командный пункт, направились к позициям, расположенным по вершине западного склона Шунинского ущелья.

В главном же блиндаже две женщины проводили свою смену, обсуждали личные вопросы, так как связь на посту функционировала нормально, в чем Губочкина сразу убедилась, вызвав дежурного по батальону в гарнизоне, а также командиров всех трех отделений взвода Жарова. После манипуляций с радиостанцией они устроились на диване. Губочкина положила руку на плечо подруги.

— К черту службу, Люда, расскажи лучше, как ты тут с Крабовым ночи проводила?

Та нерадостно и зло ухмыльнулась:

— Да никак! Спали на своих кроватях ангелочками.

Валентина искренне удивилась:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что за всю неделю вы так ни разу и не трахнулись?