Ее лицо вытягивается.

– И ты меня извини. Сегодня твой день рождения, а я тут болтаю бог знает о чем! – Ленор Дав роется в кармане и протягивает мне маленький серебристо-серый сверток, перевязанный ленточкой того же зеленого в крапинку цвета, что и ее глаза. – Поздравляю! Подарок изготовил Тэм Янтарь, но я торговала яйцами, чтобы купить металл, и помогала ему с эскизом.

Тэм Янтарь не только мастерски играет на мандолине, он еще и лучший кузнец в Дистрикте-12 – большой спец и по всяким новинкам, и по запчастям для старых механизмов. У Бердока есть дюжина наконечников для стрел, которые ему дороже золотых; некоторые жители побогаче носят украшения из золота и серебра, переплавленные из семейных реликвий и выкованные Тэмом заново. Даже не представляю, что именно он мог сделать для меня, но ленточку развязываю с нетерпением.

Я не сразу понимаю, что именно упало мне в руку. Это тонкая полоска металла в форме буквы «С». Сжав изогнутую спинку, я разглядываю красочных животных, изображенных на концах полукруга: змеиная голова шипит на клюв птицы с длинной шеей. Раскрываю ладонь и вижу, что глянцевые чешуйки и перья устремляются навстречу друг другу, сливаются и уже не разобрать, где кто. Над головами существ приделаны два колечка. Наверное, для цепочки.

– Красивое, – говорю я, – его носят или просто любуются?

– Знаешь, я люблю красивые вещицы, от которых есть польза, – загадочно отвечает Ленор Дав, предоставляя мне самому догадаться.

Я верчу подарок в руках, затем вновь сжимаю букву «С», на этот раз закрыв пальцами головы змеи и птицы. И тогда понимаю, что мне досталось. Гладкий стальной край служит не только для красоты!

– Это огниво, – заключаю я.

– Конечно! Только кремень не нужен – сгодится любой сверкающий камушек вроде кварца.

Дома у нас есть старое, полустертое огниво, которое досталось нам от семьи матери. Оно невзрачное и тупое. Долгими зимними вечерами ма заставляла меня упражняться, пока я не научился разжигать огонь сам, чтобы не тратить деньги на спички. Сэкономил – все равно что заработал.

Я провожу пальцем по изящно выкованной птичьей шейке.

– Не хотелось бы его повредить.

– Пользуйся им смело! – Ленор Дав касается змеиной головки, потом птичьей. – Сломать эту парочку не просто. Выживать они умеют.

– Подарок – огонь! – Я целую ее долго и нежно. – Люблю, огнем горю!

Выражение «Люблю, огнем горю» мы с Ленор Дав позаимствовали у наших музыкантов. Обычно оно заставляет ее улыбнуться, но сегодня она серьезна как никогда.

– Я тоже.

Мы целуемся, и вдруг я чувствую вкус соли. Так, понятно.

– Послушай, все хорошо! – убеждаю я свою девушку. – С нами ничего не случится. – Она кивает, но слезы продолжают капать. – Ленор Дав, мы переживем сегодняшний день, как и в прошлом году, как в позапрошлом, и потом забудем, словно страшный сон.

– Не забудем, – с горечью возражает она. – И никто в Двенадцатом не забудет. Капитолий сделает все, чтобы Голодные игры навсегда запечатлелись в нашем мозгу. – Она похлопывает по бутылке. – Пожалуй, Хэтти занимается нужным делом: помогает людям забывать.

– Ленор Дав. – Кларк Кармин не кричит, однако его зычный голос разносится по всей округе. Он стоит на краю луга, сунув руки в карманы залатанного комбинезона.

– Иду, – отвечает она, утирая глаза.

Кларк Кармин не комментирует ее расстроенный вид, лишь бросает на меня обвиняющий взгляд и отворачивается. Пока у нас с Ленор Дав не закрутилось всерьез, он не обращал на меня особого внимания.

Теперь же все, что я делаю, его не устраивает. Однажды я сказал Ленор Дав, что ее дядя, похоже, просто ненавидит любовь. Тогда-то она и поведала мне, что он уже лет тридцать встречается с одним парнем из города, который меняет разбитые стекла. Им приходится держать все в тайне, ведь за такие отношения могут выгнать с работы и даже арестовать. Казалось бы, Кларк Кармин должен сочувствовать нашей любви – лично я бы так и сделал в его случае, – однако похоже, он считает, что Ленор Дав заслуживает лучшего.

Ее ужасно расстраивает, что мы не ладим, поэтому я говорю лишь:

– Знаешь, он мне определенно нравится. – Ленор Дав хохочет, с дурным настроением покончено. – Могу зайти после. Дома есть кое-какие дела, но к трем должен управиться. Сходим с тобой в лес, хорошо?

– Сходим, – соглашается она, подкрепляя свое обещание поцелуем.

Вернувшись домой, я обливаюсь холодной водой из ведра, надеваю брюки, в которых па женился, и рубашку, которую ма сшила из носовых платков, купленных в капитолийском магазине, где отовариваются шахтеры. На Жатву положено приходить нарядно одетым или хотя бы пытаться выглядеть опрятно. Заявишься в обносках – миротворцы тебя изобьют или арестуют родителей за неуважение к погибшим на войне капитолийцам. И плевать, что у нас тоже много кто погиб тогда.

Ма дарит мне подарки: годичный запас нижнего белья, пошитого из мешков из-под капитолийской муки, и новенький карманный нож, заставив пообещать, что я не буду играть с ребятами ни в ножички, ни в любые другие дурацкие игры с ножом. Сид вручает мне кусок кремня, завернутый в обрывок коричневой бумаги, и говорит:

– Нашел на грунтовке возле базы миротворцев. Ленор Дав сказала, что он тебе понадобится.

Достаю свое огниво и решаю опробовать. Искры высекаются только так! И хотя ма не в восторге от Ленор Дав, учитывая, что та отвлекает меня от домашних обязанностей, огниво явно ей понравилось: она продевает через металлические колечки кожаный шнурок и надевает его мне на шею.

– Ужасно красивое огниво, – говорит Сид, с легкой завистью трогая птицу.

– Хочешь, научу тебя им пользоваться сегодня вечером? – предлагаю я.

Предложение заняться взрослым делом вместе с обещанием, что я никуда сегодня не денусь, заставляет его просиять.

– Правда?

– Конечно! – Ерошу ему волосы, и кудряшки разлетаются в разные стороны.

– Хорош! – Сид смеется и отбивает мою руку. – Ну вот, теперь снова причесываться!

– Поспеши! – велю я.

Братишка убегает, а я прячу огниво под рубашку. Я еще не готов показать его миру, тем более в день Жатвы.

Время пока есть, и я отправляюсь в город на промысел. Воздух стал тяжелым и неподвижным – надвигается гроза. При виде площади, увешанной плакатами и кишащей вооруженными до зубов миротворцами в белой форме, у меня сводит живот. В последнее время раскручивают тему «Нет мира», и лозунги обрушиваются на меня со всех сторон. «НЕТ МИРА – НЕТ ХЛЕБА! НЕТ МИРА – НЕТ БЕЗОПАСНОСТИ!» и, разумеется, «НЕТ МИРОТВОРЦЕВ – НЕТ МИРА! НЕТ КАПИТОЛИЯ – НЕТ МИРА!». На временной сцене перед Домом Правосудия