Шагренев, а бестолковому Цыпе показал за спиной кулак. — Но нам всем непонятно… Конечно, у капиталистов дети не такие, как мы. А у рабочих?

— Они такие же пионеры, — агрессивно сказал Митька.

— Ну безусловно. Я имею в виду не классовые различия, а некоторые особенности… Впрочем, это сложно для вас. Я только хочу сказать, что для этого мальчика полезнее было бы не играть на сцене, а без пропусков занятий учиться в школе. Театр отвлекает его от учебного процесса.

— А может, он отличник, — опять не выдержал Митька.

— Возможно. По крайней мере, я уверена, что с немецким языком у него все в порядке. К сожалению, про вас этого не скажешь. И потому пусть Цыпин выйдет к доске и переведет первые пять строчек текста, который был задан.

Цыпа шумно вздохнул и пошел навстречу неизбежности.

Вторым она вызвала Вершинина.

— Можно, я лучше стихотворение Гете по-немецки прочитаю? — безнадежно спросил Митька.

— Конечно, можно, мы все послушаем с удовольствием. Только после того, как сделаешь заданный перевод.

После Митьки схлопотали «неуды» еще шесть человек.

У Адель Францевны от возмущения тряслись на висках рыжеватые букли прически.

— Ёлки зеленые, — шепотом сказал Митьке Виталька Логинов и от переживания вцепился в свой белобрысый чуб. — Как по заказу: почти все из нашего звена.

— Потому что самые лодыри, — тут же влезла в разговор Эмма Каранкевич, председательница совета отряда. Она сидела впереди Митьки.

— Насчет лодырей на перемене поговорим, — пообещал Вершинин.

— Очень испугалась!

Всю оставшуюся часть урока Адель Францевна говорила о том, как пагубны лень и легкомыслие. Наконец она велела всем, кто получил «неуды», остаться после занятий и удалилась, держа указку как рапиру.

Они остались. Но в их душах кипело негодование.

— Теперь три часа будет мучить, — сказал Цыпа и пнул парту. Старая парта крякнула.

— Это она нарочно «неудов» навтыкала, — мрачно сообщил Митька. — Из-за пьесы разозлилась. Потому что мы Карла стали защищать.

— Она, между прочим, сама на ту баронессу похожа, — вдруг заявил Сергей Иванов, человек молчаливый и сосредоточенный. Он говорил всегда немного, но умно и безошибочно. К его словам следовало прислушаться.

— А правда! — подхватил Виталька. — Такая же худая и старая. И вредная. Только не со стеклом в глазу, а с очками.

— Пенсне, — сказал Павлик.

— Какая разница!

— По-моему, она шпионка, — сказал Цыпа. Он был сердит больше всех: папаша его часто лупил за «неуды».

— Ну-у, Цыпа! — Виталька от удивления замотал чубом. — Ну ты сказал! Она на шпионку похожа, как ты на отличника.

Цыпа молча поддернул длинные, сморщенные на коленях штаны и влез на учительский табурет.

— Дурак ты, а не звеньевой, — сказал он Витальке с высоты. И как с трибуны обратился к остальным: — Шпионы разве бывают похожи на шпионов? Их бы тогда сразу всех переловили. Шпионов как узнают? Потому что они вредят. А она разве не вредит? Вот она оставила нас после уроков, а Пашка в авиамодельный кружок опаздывает. Он, может, хочет истребителем стать, а как он станет, если ему не дают в кружок ходить?

Павлик Шагренев, который до сих пор не помышлял о профессии истребителя, подтянулся и стал поправлять под ремнем рубашку.

— А я?! — завопил Митька. — У меня в два часа стрелковая тренировка! Завтра соревнования! Мне на «Ворошиловского стрелка» сдавать!

Он стукнул кулаком по левому карману матроски, на который собирался привинтить значок.

— Во! Я же говорю! — воскликнул Цыпа и возмущенно завертел тонкой коричневой шеей.

Трах! В класс влетела Валька Голдина. Захлопнула дверь и вцепилась в ручку. Обернулась и свистящим шепотом сообщила:

— Гонятся!

Дверь задергали.

— Отпусти, — велел Сергей Иванов. — А сама иди сюда.

Дверь распахнулась. На пороге возник похожий на третьеклассника-отличника Талька Репин, председатель совета отряда пятого «А». По определению Серёги Иванова — «маленький, а вредный».

— Ага! Вся компания! — ехидно сказал Репин. — Знает, куда бежать…

— Чего надо? — суховато спросил звеньевой Логинов.

— Вот ее надо. — Талька подбородком указал на Валентину. У него за спиной сопели два здоровых телохранителя.

— У нас сбор звена, — сказал Виталька.

— А у нас сбор отряда. Чего она со сбора отряда бегает?

— Сбор на тему «Об итогах четвертой четверти и о подготовке к успешной сдаче годовых экзаменов», — нудным голосом продекламировал Павлик.

— Не твое дело, — сказал Репин.

— Не его, не его — согласился Митька. — И не Валькино. Она в нашем звене. Значит, в нашем отряде! Пора бы понять!

— Как это в вашем? Она в нашем классе учится!

— Одно дело — класс, а другое — отряд! Она с нами в одном дворе живет! С малых лет, с самых детсадовских! Мы проголосовали, чтоб в нашем звене!

— А мы у СПВ спрашивали! Она говорит, что так нельзя!

— СПВ говорит?! — взревел Виталька. — А она у нас спрашивала? Она сама ничего не знает и даже не разбиралась!

СПВ — старшая пионервожатая — не была для Витальки авторитетом. Она пришла в школу месяц назад и, судя по всему, не собиралась задерживаться в своей должности.

А спор о Валентине был далеко не первый. Она еще осенью объявила, что хочет быть в звене с теми, с кем у нее «разные полезные дела, а не всякие проработки про успеваемость». «Полезные дела» у нее были с Митькой, Виталькой, Серёгой и прочей компанией. Пятый «А» запротестовал. Из принципа. А Виталькино звено дружно проголосовало «за».

— Она им нужна, чтоб процент успеваемости поднимать, — пустил шпильку Павлик Шагренев.

— Нам такой процент тоже не лишний, — сказал с табурета Цыпа.

— Завтра приди только в класс! — пообещал Валентине председатель пятого «А». — Поговорим…

— Я с тобой и сегодня могу поговорить. На улице, — сказала Валентина. Худая, длинная, темноволосая, сердитая, она выглядела сейчас грозно.

Противник удалился.

— Ух… — сказала Валька. — Ну хорошо, что вы тут. А то не знала, куда бежать… А почему не сказали, что сбор? — Она неласково взглянула на Витальку.

— Да какой сбор… Так сидим.

— Разговариваем, — объяснил Серёга Иванов. — Про баронессу Адель фон Неуд.

— А-а, после уроков оставила! И вы сидите? Ну и олухи!

— Вообще-то мне некогда. У меня тренировка, — сказал Митька…

Спать Митька лег пораньше. На всякий случай. И правильно. Отец, вернувшись из школы, спросил:

— Где этот пар-ршивец?

— Что случилось? — захлопотала мама. — Только, пожалуйста, не нервничай, иначе я ничего не пойму. Опять «неуд»?

— Мало того! Их, голубчиков, оставили заниматься после уроков. Адель Францевна тратит время, чтобы вытянуть этим балбесам приличные оценки, а эти… эти… Она идет в класс, а дверь заперта! Изнутри! Как потом выясняется, ножкой от табуретки. В классе — никого, окно открыто. Но мало и этого!