особняка заходили-застонали половицы, крепко хлопнула дверь в прихожей, загремел веселый сильный голос:

— А кто у нас дома? А кому я должна сказать «вечер добрый»?

Шумно раздевалась, шла в комнаты хозяйка дома, мать Эдика Белла Ивановна, большая, грузная, с черными огромными глазами. Следом за ней в комнаты входил запах свежести, ядреного вечернего морозца. Она с радостью приветствовала парней, словно не виделась с ними вечность. Тут же, одним дыханием, доложила, что день был черт-те какой суматошный, отчетный, что февральский план ее магазином «успешно перевыполнен», что на март заданьице подвалили «по блату» — чуть ли не в полтора раза выше февральского, сама, видимо, забывая, что в истекшем месяце было только двадцать восемь дней… Потом будто спохватилась:

— Сынок, как у тебя в институте дела? Надеюсь, ты ничем не огорчишь свою старую мамочку? — Села во второе кресло, напротив Игоря, закурила сигарету, ткнула горящую спичку в пепельницу, которую поставила на широкое колено, обтянутое бордовым шерстяным платьем. — А как твоя мама, Игорь? Привет, привет ей передай, милый! Нельзя хандрить в наше доброе славное время, нельзя! Ох, завидую я вам, милые юноши, я просто не знаю, как выразить вам свою великолепную зависть. Учитесь, работаете, ездите по заграницам, все вам непостижимо открыто и доступно…

Она выдохнула большое облако дыма, помахала рукой перед лицом. Хотелось Игорю сказать ей: «Если б вы знали, Белла Ивановна, что для нас открыто! Дверь тюремной камеры перед нами открыта. Зовет, кличет…» Но, наверное, и под пыткой Игорь не сказал бы этого вслух. Сам не понимая почему, но Эдика и, особенно, дяди Егора он боялся больше тюрьмы. Какой-то это был животный, необъяснимый страх.

Докурив, Белла Ивановна пошла на кухню. Казалось, она была создана для того, чтобы везде и всегда производить шум. На кухне сейчас же хлопнула дверца холодильника, зазвенела посуда в буфете. Белла Ивановна ходила, что-то жевала, отхлебывала из стакана и говорила, говорила, хотя в зале никто толком не слышал и не слушал…

Эдик открыл форточку — он не переносил табачного дыма. Игорь поднялся, сказав, что ему еще надо зайти в аптеку за лекарствами. Эдик тоже стал одеваться, вызвавшись проводить приятеля. Белла Ивановна не задерживала ребят, очевидно, она и в одиночестве не умела скучать. Только заметила, вспомнив о муже:

— Долго наш папа не приезжает… Боюсь, задержит его эта ужасная распутица…

Если б отец был дома, то Эдик наверняка не пошел бы провожать Игоря — у него болела голова. При отце он был бы свободен от докучливого внимания матери. Сейчас он надеялся возвратиться к тому времени, когда мать уснет. Если не уснет, то обязательно попросит прочесть ей что-либо на английском. Белла Ивановна ни слова не понимала по-английски, но, лежа в постели, с наслаждением, казалось, вслушивалась, как ее сын, чуточку в нос, произносит незнакомые картавые звуки. Эдик предполагал, что ее не английская речь услаждала, а сама мысль, что вот он, ее сын, сын рядовой горожанки, свободно владеет чужеземным языком. Зная, что Эдик понемногу занимается и французским, просила иногда и французские книжки читать, но тут у него пока неважно получалось, не навострился… Вроде бы набегается мать за день по филиалам своего магазина, по торговым базам, нанервничается, нашумится, должна бы моментально уснуть, а она — нет, слушает чтение, изводит его, Эдика, и час и два! А он не мог отказать ей в этой блажи, потому что был воспитанным сыном. И поэтому лучше найти уважительную причину, чтобы на время уйти из дому…

Уже от порога, подталкиваемый торопящимся Эдиком, Игорь спросил:

— Белла Ивановна, у вас в аптекоуправлении есть знакомые?

Она появилась в дверях кухни с куском хлеба, намазанным маслом, — в одной руке и стаканом чаю — в другой. Прожевала, кивнула:

— Найдутся! А что, Игорек?

— Дефицитное сердечное лекарство… Нитропентон. Таблетки…

— Погоди, запишу… Ни-тро-пен-тон… Ты уже можешь не беспокоиться, я поищу этот дефицитный нитропентон…

Парни вышли на улицу. Эдик подал руку:

— Надеюсь, дорогу сам знаешь? Будь здоров. Я тут… забегу в одно место… Инку когда приведешь?..

— Как-нибудь приведу… А может быть, не приведу…

— Не шали, Игорь. Это противопоказано для твоего сердца. Цель оправдывает средства…

Они расстались.

Уличные фонари слабо освещали улицу, и редкие прохожие словно бы вплывали в круг света. Под их ногами сочно хрустел молодой, только что выпавший снег. Игорь зашел в дежурную аптеку, рассовал по карманам полученные пузырьки и пакетики, снова побрел домой, косолапя больше обычного. Его угнетала болезнь матери, угнетала затянувшаяся нечистая связь с Эдиком, угнетала предстоящая встреча с Инкой. Если бы эта встреча была на прежних, дружеских правах, без заднего умысла, подсказанного Эдиком!..

Стоит человеку только раз покачнуться, не устоять, а потом его любые ветры будут гнуть и качать, потом уж трудно найти равновесие. Бухгалтер бакалейторга Игорь Силаев один раз не устоял: подписал фальшивый наряд на винно-водочные изделия. Уговорили: все будет шито-крыто, комар носа не подточит. Обещали устроить поездку матери в хороший санаторий. Знали его наибольшую слабость — постоянное беспокойство о матери. Знали, что Игорь страшно боялся потерять ее вслед за отцом. И кощунственно сыграли на его чувстве к ней. Но слово сдержали: помогли добыть путевку в Кисловодск, дали денег не то в долг, не то — без отдачи, уклончиво ухмыльнулись: свои люди — сочтемся! После курорта мать мало жаловалась на боли в сердце, на одышку, вчерашний приступ — первый после поездки в Кисловодск. Врачи говорят, надо бы несколько лет подряд поездить… Надо. Конечно, надо! Будут и путевки, будут и деньги, но надо и другое — скреплять своей подписью и печатью бакалейторга липовые документы. На совести и без того уже дюжина таких бумажек. А теперь вот… Требуют Инку, человека, которого любил со школьной скамьи. И заставят, еще как заставят привести ее к ним, устроят на работу и опутают, оплетут, пальчиком не успеет шевельнуть. Умеют! Опытные!

Жениться на Инке? Но тогда нужно вообще все кончать, напропалую кончать с Эдиком и дядей Егором. А как? Не выпустят они его целым, крепко за жабры взяли…

Что, если правда жениться на Инке? Если б у нее не было ребенка… Впрочем, не это главное. Главное — согласится ли она стать женой Игоря Силаева? Уж она-то не хуже кого другого знает его неприспособленность и трусоватость, не раз и не два говорила еще в девушках, что возле такого мямли-очкарика она бы с тоски удавилась.

Как всякий слабохарактерный человек, Игорь не видел выхода из создавшегося положения. Еще до приезда Инки он очень часто размышлял над тем, как вырваться из