Не снимая пальто, Ингрид села за письменный стол, подняла трубку и набрала номер диспетчерской.

– Может, посидишь немного? – крикнул Мартин Бек из кухни.

– Нет, мне пора домой, спать. Я до смерти устала, и ты, между прочим, тоже.

Мартин Бек не стал возражать, хотя сонливость вдруг начисто покинула его, а ведь он зевал весь вечер, зевал в кино – они смотрели «Четыреста ударов» Трюффо – и несколько раз чуть не уснул.

Ингрид удалось дозвониться, она заглянула на кухню и поцеловала отца в подбородок.

– Спасибо тебе за этот вечер. Увидимся на рожденье у Рольфа или еще раньше. Покойной ночи.

Мартин Бек стоял возле лифта, пока она не захлопнула дверцу, шепотом пожелал ей покойной ночи и вернулся к себе.

Он перелил в большой бокал пиво, которое успел вынуть из холодильника, и отнес бокал на письменный стол. Потом он подошел к проигрывателю, стоявшему подле камина, порылся в пластинках и достал Шестой Бранденбургский концерт Баха. В доме была хорошая звукоизоляция, и Мартин Бек знал, что может включить проигрыватель на полную громкость, не рискуя потревожить соседей. Он сел к письменному столу, отхлебнул свежего, холодного пива и сразу перебил липкий и приторный вкус пунша. Он размял между пальцами «Флориду», зажал ее в зубах и чиркнул спичкой. Потом он подпер подбородок ладонями и загляделся в окно. Над крышей противоположного дома в густо-синем весеннем небе сверкали звезды. Мартин Бек слушал музыку, предоставив полную свободу своим мыслям. Он испытывал приятную расслабленность и полное умиротворение.

Перевернув пластинку, он подошел к полке над кроватью и снял оттуда неоконченную модель клипера “Flying Cloud”. Почти час он провозился над мачтами и трубами, после чего снова поставил модель на полку.

Раздеваясь, он не без гордости поглядывал на уже готовые модели «Катти Сарк»[2] и учебное судно «Дания». Скоро ему останется только доделать такелаж “Flying Cloud” – самую сложную и трудоемкую работу.

Раздевшись, он прошел на кухню, поставил бокал и пепельницу в мойку, погасил всюду свет, кроме лампочки над кроватью, приоткрыл окно в спальне и лег. Уже лежа завел будильник, показывающий двадцать пять минут третьего, проверил, закрыт ли звонок. Он рассчитывал на свободный день и собирался спать сколько вздумается.

На тумбочке лежала книга Курта Бергенгрекса «Пароход для увеселительных прогулок в шхерах», он полистал ее, поглядел иллюстрации, которые и без того уже изучил досконально, прочел несколько страниц, испытывая при этом сильнейшую тоску по морю. Книга была большая, тяжелая и не очень годилась для чтения в постели. У Мартина Бека скоро затекли руки. Он отложил книгу и потянулся к выключателю ночника. Тут зазвонил телефон.

Эйнар Рённ и в самом деле устал до смерти. Он проработал без перерыва больше семнадцати часов. Теперь он стоял в дежурке отделения уголовной полиции на Кунгсхольмсгатан и разглядывал рыдающего мужчину, который поднял руку на ближнего своего.

Впрочем, мужчина – это было громко сказано, уместнее было бы назвать арестованного ребенком. Восемнадцатилетний паренек с белокурыми волосами до плеч, в огненно-красных джинсах и коричневой замшевой куртке со словом “Love” на спине. Вокруг слова кудрявились хорошенькие цветочки розового, голубого и сиреневого цвета. На голенищах сапог тоже были нарисованы цветочки и тоже написаны слова, как оказалось при ближайшем рассмотрении, “Peace” и “Maggan”. Рукава были изысканно отделаны бахромой из волнистых и мягких человеческих волос.

Невольно приходила в голову мысль, что ради этих рукавов с кого-то сняли скальп.

Рённ и сам готов был заплакать. Частью от усталости, а главным образом от того, что преступник, как уже не раз бывало в последнее время, вызывал у него бóльшую жалость, чем жертва.

Мальчик с красивыми волосами пытался убить торговца наркотиками. Правда, осуществить это намерение ему не удалось, но покушение на убийство было очевидным.

Рённ ловил мальчишку с пяти часов вечера, для чего ему пришлось в различных частях благословенного города поднять вверх дном, как минимум, восемнадцать притонов, один грязней и омерзительней другого.

И все из-за того, что некий мерзавец, продававший школьникам на Мариаторгет гашиш, смешанный с опиумом, схлопотал шишку на затылке. Правда, шишка возникла от удара железной трубой, а мотивом преступления, по словам самого преступника, было полное безденежье. И тем не менее… Так рассуждал Рённ.

И еще: девять часов сверхурочной, а пока доберешься до дому, до квартиры в Вэллингбю, будет все десять.

Надо уметь даже в плохом находить хорошее. А хорошее в данном случае – оплата сверхурочных.

Рённ был из Лапландии, родился в Арьеплуге и женился на девушке саами. Район Веллингбю не вызывал у него особых симпатий, но ему нравилось название улицы, где он живет, – Виттангигатан.

Он проследил, как его более молодой коллега, который нес ночное дежурство, написал сопроводиловку и передал любителя волосяных украшений двум полицейским, которые, в свою очередь, отвели заключенного к лифту, чтобы доставить его в местную камеру предварительного заключения тремя этажами выше.

Сопроводиловка – это никого ни к чему не обязывающая бумага, где указано имя арестованного. На обратной стороне дежурный обычно делает всякие пометки, например: «Буйствует, несколько раз бросался головой на стену, сам себя поранил», или: «Не отвечает за свои поступки, ударился о дверной косяк, сам себя поранил», или, наконец, просто: «Буйствовал и поранил себя».

И так далее.

Отворилась дверь со двора, и двое из радиопатруля втащили пожилого человека с разлохмаченной седой бородой. Прямо на пороге один из полицейских что было сил ударил задержанного кулаком в низ живота. Человек согнулся пополам и глухо взвыл – так могла бы выть собака. Дежурные как ни в чем не бывало занялись его бумагами.

Рённ бросил усталый взгляд на ударившего, но ничего не сказал.

Потом он зевнул и посмотрел на часы.

Два часа семнадцать минут.

Зазвонил телефон, один из дежурных снял трубку.

– Да, уголовная полиция. Гюставссон слушает.

Рённ нахлобучил меховую шапку и пошел к дверям. Он уже взялся за ручку, когда человек, назвавшийся Гюставссоном, сказал:

– Что, что? Одну минутку. Тебя зовут Рённ?

– Да.

– Есть дело.

– Какое еще дело?

– В Саббатсберге что-то случилось. По-моему, кого-то застрелили. А от парня, который звонил, проку не добьешься.