— Ламберто, Ламберто, Ламберто...

Барон подмигивает мажордому. В мансарде под крышей работа идёт безостановочно.

Барон встаёт, делает два-три шага и вдруг радостно смеётся.

— Смотри! — восклицает он. — Я забыл ухватиться за свои палки с золотыми набалдашниками и не падаю! Суставы и мышцы опять с прежним усердием выполняют свои обязанности. И я бы даже охотно поплавал сейчас.

— Не будем преувеличивать, синьор барон. Зачеркнём номер двадцать два, хромота, и продолжим контроль.

— Ну давай.

— Номер четыре, бронхит хронический.

— Последний раз я кашлял во время карнавала, потому что поперхнулся.

— Номер двадцать три, цистит.

— Цистит, должно быть, отправился на каникулы, дорогой Ансельмо, потому что я не чувствую никаких неприятностей.

Контроль длится несколько дней. Барон Ламберто и его верный мажордом тщательно проверяют все составные части организма, ничего не пропуская:

СКЕЛЕТ,

МУСКУЛАТУРУ (ТОЛЬКО НА ЭТО ПОНАДОБИЛОСЬ ДВА ДНЯ, ПОТОМУ ЧТО МЫШЦ БОЛЕЕ ШЕСТИСОТ И ПРОВЕРИТЬ НУЖНО КАЖДУЮ),

НЕРВНУЮ СИСТЕМУ (такую СЛОЖНУЮ, ЧТО ПРОСТО ДЕЙСТВУЕТ НА НЕРВЫ),

ПИЩЕВАРИТЕЛЬНЫЙ ТРАКТ (ТЕПЕРЬ БАЮН СПОСОБЕН ПЕРЕВАРИТЬ И СКОРЛУПУ УЛИТКИ),

КРОВЕНОСНУЮ СИСТЕМУ,

ЛИМФАТИЧЕСКУЮ СИСТЕМУ,

ЭНДОКРИННЫЕ ЖЕЛЕЗЫ,

ГЕНИТАЛИИ.

Всё в порядке: от нервных окончаний в коже, которые передают в мозг сведения о том, какая в ванне вода — холодная или горячая, до каждого из тридцати трёх позвонков, как подвижных, так и неподвижных.

Все части тела, все компоненты этих частей, все детали этих компонентов исследуются тщательно и придирчиво, не затаилась ли в них какая-нибудь болезнь, какое-нибудь повреждение и не скрывается ли саботаж.

Оба исследователя, словно отважные путешественники, пробираются по лабиринтам вен и артерий, заглядывают в желудочки сердца и предсердия, смешиваются с толпой эритроцитов и лейкоцитов.

— Синьор барон, ретикулоцитов становится так много, что просто не нарадуешься!

— А что это такое — ретикулоциты?

— Самые молодые красные кровяные шарики.

— В таком случае, вперёд, к молодости!

Барон и мажордом проникают в кортиев орган и уши, высаживаются на островах селезёнки, останавливаются возле поджелудочной железы, забираются на адамово яблоко, блуждают в мальпигиевых тельцах, ютящихся в почках, с помощью кислорода и углекислого газа попадают в лёгкие и выходят из них по варолиеву мосту, поднимаются в мозг, дуют в евстахиеву трубу, играют на мембранах Гольджи, натягивают сухожилия, отражают рефлексы, упаковывают фагоциты, щекочут ворсинки кишечника и закручивают двойную спираль ДНК.

Время от времени Ламберто и Ансельмо теряют друг друга из виду.

— Синьор барон, где вы там прячетесь?

— Открываю выход из желудка в кишечник. А ты где?

— Тут рядом. Собираю желудочный сок. Сейчас встретимся в двенадцатиперстной кишке.

Ансельмо ведёт бортовой журнал путешествия. Во многих случаях, однако, контроль не так уж необходим. Достаточно обратиться к зеркалу.

Любой, кто увидел бы сейчас барона Ламберто, дал бы ему самое большее лет сорок. И отметил бы, что он здоров во всех отношениях.

Несколько недель назад это был дряхлый старец, державшийся только на лекарствах и на своих знаменитых палках с золотыми набалдашниками, а теперь это полный здоровья, статный, высокий молодой блондин в отличной спортивной форме.

У него уже давно стало привычкой каждое утро плавать вокруг острова.

Он безо всякого труда исполняет на рояле самые сложные произведения.

Много занимается гимнастикой.

Сам колет дрова для камина.

Охотно садится за вёсла и легко управляет парусником, не путая кливер с бизанью.

Бесстрашно прыгает с трамплина, а если надо, то и с дерева.

Между тем все двадцать четыре его банка аккуратно каждую неделю присылают ему отчёты о доходах. А в мансарде под самой крышей шестеро ничего не ведающих тружеников по-прежнему день и ночь непрестанно произносят его имя, не зная зачем (только Дельфина всё ещё задаётся этим вопросом).

— Ламберто, Ламберто, Ламберто...

— Старый египтянин был прав, — с удовлетворением отмечает барон. — Как он сказал? «Имя должны произносить...» «Имя живёт...» Что-то в этом духе, по-моему.

— Я записал его мысль дословно, — говорит Ансельмо, листая свою записную книжечку. — Вот она: «Человек, имя которого непрестанно на устах, продолжает жить».

— Прекрасно, — соглашается барон.— «Человек, имя которого непрестанно на устах...» Прекрасно и, судя по результатам, очень верно. Ах, как мудры эти древние обитатели пустыни!

— Если я правильно понял, — уточняет Ансельмо, — речь идёт об одном из секретов фараонов.

Барон задумывается.

— Однако все они умерли. Как же так? Если знали этот секрет...

— Очевидно, не верили в него. Думали, должно быть, что это просто старинная поговорка, а не спасение от всех болезней.

— Возможно, — соглашается барон. — Но какой странный, однако, этот святой. Я принял его за нищего.

— Да, выглядел он именно так. И хижина, где он жил, походила на курятник. Куры чуть ли не на голове у него сидели.

— Наверное, чтобы клевать вшей, — смеётся барон. Он опирается руками на рояль и ловко перепрыгивает через него, восклицая: — Оп-ля! Если когда-нибудь появлюсь на свет заново, стану выступать в конном цирке!

— Ну что вы, синьор барон! Вы же теперь никогда не умрёте!

— Да, об этом я не подумал. Барон нажимает на кнопку.

— Ламберто, Ламберто, Ламберто...

Каждое утро у него появляется новый зуб.

Старая искусственная челюсть давно выброшена в мусорный бак. Теперь он может запросто грызть орехи своими собственными крепкими, молодыми зубами.

— Ламберто, Ламберто, Ламберто...

«Человек, имя которого непрестанно на устах, продолжает жить...»

Если подняться на крышу Собора святого Петра в Риме, знаменитого своим куполом, и если к тому же знать, в какую сторону смотреть, то можно увидеть красивое здание с просторной террасой.

Там расположился под тентом молодой человек лет тридцати пяти, который грустно о чём-то размышляет. Это Оттавио, племянник барона Ламберто. Он проиграл в кегли последние остатки состояния, доставшегося ему от бедной мамы.

Сегодня хозяин гостиницы пришлёт ему счёт за газированную воду, которую он выпивает в неимоверных количествах и которой щедро угощает друзей. Как он оплатит этот счёт?