— Не бросайте меняяааааааааааа!!!! Я умруууууууууу!!!! — в ужасе кричит Ириша. Акушерка кидается обратно. Врач кричит:

— Доктора! Доктора срочно! Анестезиолога!!!

Иришин крик был таким неожиданным для нее самой, таким отчаянным и искренним, сила, разрывающая ее в этот миг, была так неотвратима… Акушерка взялась руками за что-то горячее, покидавшее тело Ириши, и, выкручивая его потихоньку, разделила одно живое существо на два.

Ириша вдруг обмякла, ослабела и притихла. Неужели — все?! Акушерка подняла перед собой маленькое смешное тельце, шлепнула его ладошкой по попке, и раздался писк, плач, крик — трудно дать этому звуку определение…

— Смотри! — показала акушерка. — Нет, ты не на глаза смотри! Вот сюда гляди — чтобы потом пацана не просила! Видишь — дочка!

— Дочка?! Как здорово! — всхлипнула Ириша, засмеялась и тут же заплакала. — Смешная такая. А почему она плачет?

— Странный вы народ, первородки! — проворчала нянечка. — Все-то вам надо объяснять. Не плачет она, это она так с миром здоровается! А вот ты чего ревешь, спрашивается?

— Я? От счастья, наверное, я не знаю, просто само плачется…

У соседнего стола возле новенькой суетилась врач, ей на подмогу призвали дремавшего где-то анестезиолога, очень высокого седого мужчину, которому порой приходилось заниматься не только наркозом, но и помогать при обычных родах, когда случался аврал. Крики новенькой доносились до сознания Ириши как будто из другого измерения, и хотя и были громкими, но уже не проникали в душу, потому что где-то рядом попискивал ее махонький родной малышик, вернее, малышечка. И этот звук был теперь куда важнее всех других на свете звуков… Дочка…

Вдруг Ириша почувствовала новые, уже потише, схватки…

— Боже! — вскрикнула она. — Это что? Двойня?!!!

— Уймись, какая двойня?! Гляди — живота-то уже нет! Это детское место отходит. Не нужна больше квартирка твоей малявочке! — объяснила нянечка. Акушерка потихоньку выкрутила из Ириши эту «квартирку», положила ее в эмалированный судочек в форме почки и велела нянечке отнести его в холодильник.

«Фух! — подумала Ириша по поводу своих прежних опасений при виде кровавой печени в судочке. — Только интересно — зачем же в холодильник-то?» Но спрашивать ничего не стала. Не было сил…

Малышке обработали пупочек, потом ее взвесили, измерили, описали, как положено, на ручку повесили на бинтике кусочек клеенки с указанием Иришиной фамилии, даты и времени рождения и того, что это ДЕВОЧКА! Мамочке тоже полагалась на руку такая же «этикеточка». Потом малышку запеленали и куда-то унесли. Как жаль… Так и не дали ни подержать, ни рассмотреть толком… Сказали, завтра, может, дадут покормить, если с обеими будет все хорошо. Вернулась нянечка. Принесла почищенную мандаринку. Сказала, что подруга из предродовой передала, Светлана, значит. Опять сработала местная традиция! Большое дело — поддержка в такой момент, пусть даже от совсем чужого человека, если уж своим близким никак нельзя быть рядом. Потом поставили капельницу. В компенсацию потерянной крови. Почему-то с глюкозой. Только уже в другую руку.

На соседнем столе родился мальчик. Орал по-мужски. А мама орала по-женски… Потом их обеих — Иришу и соседку — «штопали». Мало приятного, с учетом экономии обезболивающего, но это все были уже такие мелочи после пережитого. Принесли и зачем-то положили им на животы круглые грелки со льдом. Но и это мелочи. Погасили лампы. Временное затишье на этаже. Спать. Спать…

Где-то через час-полтора Иришу отвезли на каталке в послеродовую палату, сгрузили на кровать и она блаженно уснула. Впервые за много месяцев — на животе. Последнее, что она успела сказать, засыпая:

— Нянечка, дорогая, позвоните домой, скажите им все сами…

Ночью из коридора порой доносились шум и суета, но все это долетало до Ириши, как из далекого космоса. Утром она проснулась в том же положении, в котором уснула, — на животе. Необъятных размеров медсестра разбудила всех энергичным воплем:

— Мамочки! Просыпаемся! Крови беру не много, но у всех без исключения!

Тело Ириши ныло от усталости, горло болело от напряжения и рычания в последний, самый ответственный момент, и еще странным было ощущение пустоты в животе. Чего-то не хватало. Кстати! А где же, интересно, ее малышка? Спросила у медсестры. Та ответила, что детей уносят на другой этаж и они находятся там все вместе в специальной детской палате. Слабенькие — под колпаком в «микроклимате», а нормальные — просто лежат в кроватках и в основном спят.

— Странно, — удивилась Ириша, — а что же они там кушают?

— Ну, что кушают? Ясное дело — глюкозу дают тем, кому еще кормление педиатры не назначили, — ответила медсестра и решительно направилась к следующей мамочке.

Ириша знала, что глюкоза — это что-то вроде сахара, но никогда не думала, что это такой универсальный заменитель всего необходимого для жизни — и крови, и грудного молока. Почему-то вспомнился ее дед, у которого было несколько ульев. Он, забирая у пчел мед, подкармливал их сахарным сиропом. Обманывал то есть… Но каждый раз приговаривал:

— Не сердитесь, давайте так: мне — и сахар и мед, и вам — и сахар и мед!

Жаль, не дожил дед до правнучки… Был бы рад…

На соседней кровати лежала Светлана, она счастливо сообщила, что все-таки была права — девочка у нее. Ириша порадовалась за обеих. Девочки — это подарок судьбы!

Палата просыпалась. Здесь было человек десять женщин разного возраста, объединенных одним общим и очень важным для них событием в жизни. Поэтому и разговоры все шли только вокруг этого. Все, пережив подобное, стремились выговориться, поделиться своим, как бы похвастаться, что ли. И разговор кружил вокруг одной темы, затрагивая порой не только свежайшие события, но и случаи с какими-то знакомыми и легенды-байки подобных заведений. Они то ахали, сочувствуя друг другу, то хохотали от души над собой и «коллегами», припоминая, например, как одна из них вчера кричала: «Засуньте ее обратно! Пацана хочу!» Или как другая материла своего «мента поганого» и обещала оторвать ему все, что отрывается, как только вернется домой… Переживая свой подвиг еще раз, разделив впечатления с себе подобными героинями, подсознательно сравнив свои эмоции и ощущения с чужими, женщины как бы успокаивались, переходя в новый этап своего бытия — материнство.

Начался обход. Вопросы, ответы, советы, то толковые, то странные. Всем интересно — когда же наконец к деткам допустят? Отвечают всем одинаково: «По состоянию вас и ребенка». Непонятно, но, в принципе, обнадеживает. К чужим разговорам с врачом Ириша не прислушивалась, но вдруг в дальнем углу большой палаты — повышение тонов, что-то неуместно агрессивное…

— Я сказала — не буду, давайте напишу расписку, я ухожу отсюда, и сегодня же! — донесся хорошо поставленный, властный голос. Все мигом притихли и замерли. Вот оно! То, о чем говорят порой с экрана, чего постоянно опасаются все сотрудники всех роддомов, подозрительно-настороженное отношение которых так ранит обычных мамаш. Вот оно…