Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это тебе, Долли. Знаю, сейчас не очень-то подходящий момент, но вокруг моего дома шныряет полиция, а Гарри дал мне этот пакетик на хранение, чтобы я передал его тебе в случае чего… – Долли уставилась на сверток, а Эдди переступил с ноги на ногу и склонился к ней еще ближе. – Думаю, это ключи от его тайника.
Долли опустила сверток в сумочку и вслед за Эдди вышла из дому. Она не могла поверить, что сейчас будет хоронить Гарри. Ей хотелось лечь и умереть. Только маленький песик поддерживал в женщине желание жить.
Обитатели соседних домов высыпали на свои газоны. Шагая по дорожке через палисадник, Долли чувствовала на себе их взгляды. На проезжей части выстроились длинной чередой автомобили и терпеливо ждали, когда тронется с места увешанный венками и букетами катафалк. Долли никогда не видела столько сердечек и крестов – они казались яркими вспышками цвета на фоне черных машин.
Эдди подвел Долли к задней дверце «мерседеса» с затемненными стеклами. Когда женщина нагнулась, чтобы сесть, то заметила свекровь в стоящем рядом «роллс-ройсе». Одними губами Айрис прошептала:
– Стерва.
Долли не обратила внимание на оскорбление, как делала на протяжении всей супружеской жизни.
Устроившись на сиденье, вдова кивнула Эдди, чтобы тот ехал вслед за катафалком, который медленно тронулся с места. В зеркале заднего вида кузен Гарри видел, как по пепельно-серому лицу невестки побежали слезы. Не пытаясь их утереть, Долли заговорила напряженным голосом:
– Надеюсь, ты предупредил всех, что после похорон я не устраиваю никакого банкета. Чем раньше это закончится, тем лучше.
– Да, предупредил, – осторожно ответил Эдди. – Но похоже, Айрис пригласила несколько человек к себе. Меня она тоже просила прийти и сказала, что все оплатила.
Долли прикрыла глаза и покачала головой. Айрис, отойдя от дел, не могла содержать себя, и поэтому «все оплатила» означало, что платит на самом деле Гарри. Точнее, отныне платит Долли.
Гарри Роулинса похоронили так, как желала его мать: на кладбище собралось несколько сотен людей, могилу завалили цветами. За всю церемонию Долли ни разу не пошевелилась и не издала ни звука. Она первой пошла прочь от могилы, и вся шумная, назойливая толпа скорбящих подняла склоненные головы, провожая вдову взглядами.
Среди них был и Арни Фишер в темно-синем кашемировом пальто, из-под которого виднелись идеально пошитый костюм и рубашка. Как только машина Долли тронулась, Фишер кивнул здоровенному бугаю, стоящему позади толпы, и Боксер Дэвис тут же протиснулся вперед. Его костюм, напротив, был дешевым и потертым, а рубашка – в пятнах. На большом глупом лице были видны следы слез: траурная церемония его растрогала. Боксер то и дело утирал тыльной стороной ладони приплюснутый нос: беднягу немного просквозило на холодном ветру. Арни Фишер бросил взгляд на удаляющийся «мерседес» Долли и кивком велел Боксеру следовать за автомобилем. Тот смущенно переступил с ноги на ногу:
– Вы не думаете, что лучше обождать хоть несколько дней, а, босс? Ну, в смысле, она только что потеряла мужа.
Арни задержал на Боксере взгляд на пару секунд, снова мотнул головой в сторону «мерседеса» и отвернулся. Разговор был окончен.
В нескольких шагах от машины Фишера стоял младший брат Арни – Тони. Он на добрую голову возвышался над остальными, рядом с ним даже Боксер казался невысоким. Болтая с приятелями, Тони поглаживал бриллиант в мочке правого уха. Похоже, он закончил рассказывать какой-то анекдот, и его кружок по достоинству оценил шутку. В отличие от Арни, Тони был красавцем. Между братьями не было ничего общего, кроме ледяных серо-голубых глаз. Поскольку Арни был близорук, он носил очки без оправы, но даже они не скрывали того факта, что у братьев одинаково бесчувственный, неживой взгляд. Боксер перевел взгляд с Арни на Тони и обратно, а потом послушно направился сквозь редеющую толпу скорбящих, чтобы ехать вслед за Долли к огромному пустому дому, где женщина так долго и счастливо жила со своим супругом.
Отдельно от основной толпы скорбящих стоял, прислонившись к надгробию, детектив-сержант Фуллер. Про себя он отметил каждого из присутствующих. «Будто просматриваешь полицейскую базу данных», – думал он. Тут собрался весь цвет преступного мира – и стар и млад. Фуллер был усердным молодым полицейским, который стремился произвести впечатление на начальство, и на это задание – бесполезную трату времени, по его мнению, – отправился неохотно. Его начальник, инспектор Джордж Резник, мечтал поймать Гарри Роулинса дольше, чем Фуллер жил на этом свете.
– Там наверняка будет на что посмотреть, – внушал Резник этим утром Фуллеру и детективу-констеблю Эндрюсу. – На кладбище сегодня съедутся все уголовники Лондона, чтобы отдать Роулинсу последние почести или убедиться, что он точно мертв. Что-нибудь уж там наверняка да случится, и я хочу знать, что именно.
Детектив-инспектор Джордж Резник был убежден в том, что Гарри Роулинс стоял за тремя вооруженными нападениями на инкассаторские машины. Постепенно попытки доказать это превратились в своего рода навязчивую идею. Это бесконечно раздражало Роулинса. В конце концов Гарри принял меры: Резника сфотографировали в момент, когда он принимал конверт от известного преступника. После того как историю слили в газету «Мировые новости», в отношении Резника начали служебное расследование. Несколько месяцев у несчастного инспектора ушло на то, чтобы доказать свою невиновность. Когда же он вернулся к работе, оказалось, что подмоченная репутация исключила всякие надежды на продвижение по карьерной лестнице. Последнее только усилило лютую ненависть Резника к Роулинсу, и инспектор поклялся, что рано или поздно непременно упечет этого бандита за решетку. Даже смерть преступника ничуть не уменьшила одержимость полицейского.
Фуллеру было плевать на Резника, поскольку – и сержант ни минуты не сомневался в своей правоте – Резнику было плевать на Фуллера, для инспектора поимка проклятого Гарри Роулинса важнее всего и всех. Однако обоих полицейских крайне интересовали Фишеры: что у братьев на уме и с кем они общаются. Вот почему Фуллер следил за ними, как ястреб. Он мечтал о карьерном росте, а Фишеры были самой желанной добычей для любого копа еще до того, как Фуллер пришел в полицию. Теперь, после смерти Роулинса, их арест станет событием века!
Когда траурная церемония завершилась и скорбящие разошлись, Фуллер, лавируя между надгробиями, тоже направился к выходу. Он уже собирался сесть в поджидающий его полицейский автомобиль, когда заметил грязь на своих ботинках за сорок фунтов и, раздосадованный, вытер обувь о траву. С водительского кресла заулыбался констебль Эндрюс, Фуллеру же было не до смеха, тем более что и его лучшие брюки тоже запачкались.
Открыв дверцу, сержант тяжело опустился на сиденье, потом вынул из кармана чистый, белый, идеально выглаженный и ровно сложенный носовой платок, плюнул на него и принялся чистить правую штанину.
– Видел что-нибудь стоящее? – начал Эндрюс, весь последний час наблюдавший за тем, как невыносимо скучает Фуллер.
– Этот придурок Резник может ломать собственную карьеру, как ему вздумается, но испортить мою я не позволю, – буркнул Фуллер.