— Вам-то хорошо говорить! — вставила матушка Хоррор. — Да только вы шмыг — туда, шнырь — сюда, и кто за вами уследит — Пропадёте на неделю, и мальчишка погибнет.

— Вы мудрая женщина, — ответил Сайлес. — Теперь я вижу, почему ваше мнение так высоко ценят. — Он мог гипнотизировать лишь живых, но прекрасно знал, что лесть действует и на мёртвых. — Что ж… Если мистер и Миссис Оуэнс готовы стать его родителями, я буду его опекуном Обещаю, что останусь здесь, а если мне понадобится покинуть кладбище, найду себе замену, чтобы ребёнку приносили пищу и присматривали за ним. Для этих целей нетрудно использовать крипту часовни.

— Но… — возмутился Иосия Уордингтон. — Но… человечий ребёнок! Живой ребёнок. Как же… Как же, как же… Проклятье! У нас кладбище, а не ясли!

— Вы совершенно правы, — закивал Сайлес — Очень верное замечание, сэр Иосия. Я бы и сам не смог выразиться лучше. И хотя бы по этой причине чрезвычайно важно, чтобы воспитание ребёнка как можно меньше сказывалось на, извините за выражение, жизни покойных. — Он не спеша приблизился к Миссис Оуэнс и посмотрел на ребёнка, спавшего у неё на руках. — У него есть имя, Миссис Оуэнс — Сайлес вопросительно приподнял бровь.

— Если и есть, мать его мне не назвала.

— Что ж, старое имя в любом случае сослужило бы ему плохую службу. Там, за оградой, остались люди, которые хотят причинить ему вред. Так может, выберем новое?

Гай Помпей подошёл ближе и рассмотрел ребёнка.

— Что-то в нём есть от моего проконсула Марка. Можем назвать его Марком.

Иосия Уордингтон сказал:

— А мне он напоминает моего главного садовника Стеббинса. Впрочем, имя это я не стал бы рекомендовать. Стеббинс был склонен к неумеренности в выпивке.

— Нет, он вылитый мой племянник Гарри! — воскликнула матушка Хоррор.

Пока все обитатели кладбища не начали сравнивать младенца с давно забытыми друзьями и родными, Миссис Оуэнс твёрдо вмешалась:

— Никто на него не похож. Никто!

— Так давайте так его и назовём, — сказал Сайлес. — Никто Оуэнс.

Тут, словно услышав своё новое имя, ребёнок проснулся и распахнул глаза. Огляделся, увидел лица мёртвых, туман и луну. Повернулся к Сайлесу и стал его спокойно и серьёзно рассматривать.

— Что ж это за имя такое? «Никто»! — возмутилась матушка Хоррор.

— Его имя. Хорошее имя, — возразил Сайлес. — Которое поможет его защитить.

— Ещё не хватало мне тут неприятностей! — заявил Иосия Уордингтон.

Ребёнок посмотрел на него и вдруг — то ли потому, что проголодался, то ли устал, то ли просто заскучал по семье, родным и своему миру — скривил мордашку и расплакался.

— Унеси ребёнка, — сказал Гай Помпей Миссис Оуэнс — Мы обсудим всё без вас.

Миссис Оуэнс ждала у часовни. Больше сорока лет назад это здание, похожее на небольшую церквушку со шпилем, объявили историческим памятником. Но городской совет решил, что реставрация маленькой часовни на запущенном кладбище обойдётся слишком дорого. На часовню повесили замок и стали ждать, пока она развалится сама собой. Стены и крышу заплело плющом, но в этом веке они падать явно не собирались.

Ребёнок снова заснул. Миссис Оуэнс тихо качала его и напевала старую песенку, которую слышала от матери, когда сама была маленькой девочкой — в те времена, когда только вошли в моду напудренные парики. Песенка звучала так:

Глазки, дитятко, закрой,

Спи, покуда спится.

Мир лежит перед тобой.

Трудно ошибиться…

Ласки, танцы до упаду.

Имя, кровь, земные клады…[1]

Вдруг Миссис Оуэнс обнаружила, что забыла, как песенка заканчивается. Что-то там было вроде «окорок с щетиной» — или это из другой песни — …Миссис Оуэнс махнула рукой и запела ещё одну, про человечка с Луны, который упал с вышины. А потом спела песенку поновее, про мальчика, который сунул в пирог свой пальчик. Не успела она перейти к длинной балладе о юном рыцаре, которого невеста ни с того ни с сего отравила варёным утрём, как из-за угла часовни появился Сайлес с картонной коробкой.

— Это всё вам, Миссис Оуэнс Много разной еды для вашего мальчика. Будем держать её в крипте, так?

Висячий замок распался у него в руках, и железная дверь отворилась. Миссис Оуэнс зашла внутрь, с сомнением оглядывая старые деревянные полки и скамьи, отодвинутые к стенам. В углу стояли покрытые плесенью коробки приходского архива, а за открытой дверью в другом конце виднелись викторианский унитаз и умывальник (без горячего крана).

Ребёнок раскрыл глаза.

— Тут прохладно, — сказал Сайлес, — и еда лучше сохранится.

Он достал из коробки банан.

— А это что ещё за диковина? — Миссис Оуэнс с подозрением воззрилась на непонятный предмет.

— Это банан. Тропический фрукт. Насколько я понимаю, кожура снимается… вот таким образом.

Ребёнок — Никто — заёрзал на руках у Миссис Оуэнс, и та опустила его на каменные плиты. Мальчик тут же затопал к Сайлесу и крепко вцепился в его брючину.

Сайлес отдал мальчику банан.

Миссис Оуэнс пристально смотрела, как Никто ест.

— Ба-нан… — с сомнением проговорила она. — В первый раз слышу. В первый раз… Какие они на вкус?

— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Сайлес: то, что он употреблял в пищу, были не бананы. — Тут мальчик может спать.

— Ни в коем случае! У нас с Оуэнсом чудесная гробница возле нарциссовой клумбы! Там места предостаточно. К тому же, — добавила она, чтобы не показаться невежливой, — я бы не хотела, чтобы он вам мешал.

— Он не помешает.

Мальчик разделался с бананом, весь перемазавшись, — и с улыбкой посмотрел на взрослых.

— Ан-ан! — Весело сказал он.

— Какой умничка! — восхитилась Миссис Оуэнс — А вымазался-то как! Ну-ка, постой, не крутись, червячок… — Она выбрала кусочки банана из его волос. — Как думаете, что они решат?

— Не знаю.

— Я не могу от него отказаться. Я дала слово его матери.

— Кем я только ни был в своё время, — заметил Сайлес, — а вот родителем не довелось. И навёрстывать упущенное не собираюсь. С другой стороны, я могу покинуть это кладбище…

— А я — нет. Мои кости здесь. И Оуэнса тоже. Мне отсюда не уйти.

— Приятно, наверное, иметь своё место. Свой дом. — В голосе Сайлеса не слышалось ни малейшего сожаления: он был сух и непреклонен. Миссис Оуэнс не стала спорить.

— Как думаете, нам долго придётся ждать?

— Не очень, — сказал Сайлес.

И оказался неправ.

Прения в амфитеатре продолжались. Немало значило, что в эту историю впутались респектабельные Оуэнсы, а не какие-нибудь легкомысленные новички. Имело вес и то, что Сайлес вызвался на роль опекуна: обитатели кладбища относились к Сайлесу с опасливым уважением: ведь он существовал на рубеже между их теперешним миром и тем, который они покинули. И всё же, всё же…