каким наитием он это все сварганил? Тогда я вернусь, я не могу здесь. Наша установка – тоннель, переход в бесконечность из параллельных пространств, а мы ринулись туда эмпирическим методом. Я в каком-то из вариантов, достаньте меня – скажи Платону, скажи Виталию. Пусть подумают, как увеличить гравитацию, это опасно, но повышает точность. Там ошибка в базовой формуле. Не знаю, сколько времени у них уйдет, пусть справятся, они же мэтры. Должна быть надежда, иначе мне конец.

Утром Аня чувствовала себя совершенно истерзанной. Она уныло наблюдала за тем, кого очевидность предлагала ей в спутники жизни: Роман брился в ванной, бродил по комнатам, рассматривал стопку маек в шкафу и выбирал из них одну, понравившуюся. Следя за его жестами и манерой держаться, Аня, понимая, что сходит с ума, решилась вскрыть этот нарыв.

– Ты… сегодня мне приснился, – выговорила она, запинаясь.

Роман остановился и задумчиво посмотрел на нее.

– Повезло, – ответил он. – Ты мне не снишься, то есть не ты… в общем, нет связи. Я, наверное, что-то говорил – не верь.

Его голос отдавал фальшью, которая никогда не отличала подлинного Романа.

– Кто ты? – прямо спросила Аня.

Роман сел за стол, опустил глаза, сдвинул ложку дрожащими пальцами.

– Догадалась, – проговорил он. – Иначе быть не могло. Прошу, не прогоняй меня. Я согласен на любые условия, просто сделай вид, что я – твой муж. Не моя вина, что я здесь оказался, но факт остается фактом, моя задача выжить, я сделаю все, что скажешь. Не бойся меня, помоги… мне некуда идти… может, ты ко мне привыкнешь.

В его раболепстве было что-то неискреннее и гадкое.

– Абсурд, – выдавила Аня.

Она, не помня себя, собралась на работу и явилась в зал, сопровождаемая подложным Романом, делавшим вид, что ему все нипочем. События прошедшей ночи растоптали ее, убили, превратили в заложника миров, враждебных ее родному миру, и она была уверена, что начальникам, которые знали ее, как облупленную, достаточно раз посмотреть на нее, чтобы сделать выводы, после чего втоптать ее в грязь. Ей не на кого было пенять: она помнила, что сама заварила кашу, устроив неуместный плач по тронувшей ее душу Найде, которая сейчас преспокойно грызла кость у входа в корпус.

Переживания так терзали Аню, что она даже хотела разоблачения, прекратившего бы ее муки, но оказалось, что Платон Геннадьевич и Виталий Андреевич заняты важным делом: разбирать их проступок, о котором прознал весь полигон, явился сам директор. Из закрытого кабинета доносились запальчивые голоса, потом выглянул Виталий Андреевич, и Аня увидела, что по его лицу пробежала тень, когда он, поискав глазами по сторонам, наткнулся на Романа и сделал ему пригласительный знак.

Роман кивнул и прошагал в кабинет, а Аня с замиранием сердца ждала, чем закончится эта фантасмагория.

В кабинете директор пригласил Романа сесть; его лицо казалось непроницаемым.

– Руководители убеждают не увольнять вас за самовольство, – проговорил он сдержанно, в то время, как его глаза метали громы и молнии. – И не собираюсь – вы ценный экземпляр, но ваша эскапада лишила вас субъектности, а у института появилась дополнительная тема: изучать человека, который по собственной воле стал подопытным кроликом. Все же мой долг узнать хотя бы в общих чертах, что с вами случилось. Дело может оказаться серьезнее, чем мы думаем.

На лицах Платона Геннадьевича и Виталия Андреевича синхронно отразилось беспокойство, но каждый волновался в своем роде. Резиновые черты Платона Геннадьевича замерли, напоминая стылую кашу; дряблые щечки Виталия Андреевича трогательно затряслись, а выпученные глаза приготовились выскочить из орбит. Усмехнувшись, Роман опустил голову.

– Я не успел ничего увидеть, – сказал он с покорностью, заученной, как урок. – Была тяжесть, потом пелена, как в тумане. Звуки извне… я не вышел из капсулы, вернулся обратно на старте, у нас короткий цикл. Разрешите остаться в группе, я готов понести наказание

Директор неприязненно скривился.

– Придется сократить круг лиц, допущенных к теме, – сказал он. – Я убивал бы на месте вашего брата, вечных энтузиастов… но без них нет науки, нет движения вперед, – он помрачнел и добавил: – И кончают они плохо. Посмотрим, что скажет совет.

Он сделал несколько распоряжений, вышел, а Платон Геннадьевич и Виталий Андреевич бесцеремонно, даже вызывающе впились глазами в Романа.

В кабинете опять стало тихо – гнетуще тихо.

– Он врет? – с недобрым сомнением спросил Платон Геннадьевич, словно речь шла о неодушевленном предмете.

– Врет! – в тон ему, возмущенно откликнулся Виталий Андреевич. – Как сивый мерин!

Роман выдохнул.

– Ладно, – сказал он. – Чего притворяться. Тем более, это вы взялись дергать за вымя вселенную, и это ваш сотрудник полез на рожон, а не я. Я бы вам слова не сказал, но только вы можете отыграть все обратно и вернуть меня на место, если у вас действительно головы, а не капустные кочаны. Вы сделали сильный инструмент, но ему не хватает настройки. Делайте, что надо, напрягайте мозги, в пожарном порядке, я готов помогать. Надеюсь, вам дорог ваш человек, у вас есть стимул, заберите его оттуда, – он добавил значительно. – Если повезет.

Закрытый от посторонних глаз совет, казалось, длился без конца. Ярослав, для которого в происходящем не было интриги, занялся текучкой, и Аня хотела присоединиться к нему, но все, к чему она приступала, валилось из ее рук. Она совсем измаялась; меряя шагами зал, она посмотрела на свое отражение в зеркальной поверхности и отшатнулась: натянутая на лицо дежурная улыбка показалась ей смертным оскалом. Прошел почти час, когда монолитная дверь вздрогнула; Аня подскочила и проводила глазами директора, который проследовал мимо нее, не замечая волнений личного состава. Совещание в кабинете продолжилось; Аня подумала, что ее пытка никогда не закончится. Она обошла установку, и ее захлестнуло злобное чувство: она замахнулась кулаком на управляющую панель, но испугалась, что, если ударит, то необратимо испортит что-нибудь в механизме или повредит какую-нибудь фундаментальную деталь, отчего гордость Платона Геннадьевича – уникальное изобретение, гордость всего полигона – выйдет из строя, заказав подлинному Роману обратную дорогу. Ей захотелось взвыть от бессилия, как потрясенной их опытами Найде. Наконец, дверь распахнулась, и Роман скользнул на рабочее место. Начальники выглядели подавленно. Платон Геннадьевич приблизился к Ане и, избегая смотреть прямо на нее, проговорил:

– Девочка, никто не может тебя принудить к решению, выбор за тобой.

У Ани все оборвалось внутри, и она выдавила заплетающимся языком:

– Вы сделаете? Сможете?

– Постараемся, – ответил Платон Геннадьевич и добавил: – Но не скажу, когда.

Он смутился и пулей вылетел из зала.

Вечером Аня вернулась домой с вместе Романом. Названные супруги шли рядом, но