Из-за Джесси все места себе не находили. Джесси – золотой ребенок, Джесси – просто чудо, и выглядит куда старше своих одиннадцати, и умна не по годам, балансирует на грани, разделяющей девочку и женщину… Джесси, унаследовавшая голубые глаза отца и чудесную смуглую кожу матери; Джесси с волосами цвета меда и огня и с беспечным, почти вульгарным смехом (ни папа, ни мама так не смеются); Джесси с ее своевольным характером – спущенная петля в безупречном вязаном полотнище, сбой программы, безупречной во всех прочих отношениях…

…Какая там спущенная петля! При чем тут сбой программы! Джесси любила гулять. Она могла бродить часами, не следя за временем; эта привычка к дальним прогулкам водилась за ней с трехлетнего возраста. Ее тянуло поплавать в местах, не предназначенных для купания, – в опасных водохранилищах, затопленных котлованах, в судоходных каналах между шлюзами. А еще она могла ни с того ни с сего взять и скинуть с себя одежду в самом неподходящем месте – например, в супермаркете близ отдела выпечки, на главной городской улице в день карнавала или в церковном саду на свадьбе какой-нибудь кузины.

– Почему ты это сделала, Джесси?

– Там пахло хлебом… его только что испекли.

– Почему, Джесси? Почему?

– А тогда только начали разбрасывать конфетти.

У нее была также необъяснимая и раздражающая манера – спрашивать у людей, как их зовут, даже если ответ был ей заведомо известен, даже если она знала собеседника уже не один год и даже если обращалась к своей школьной учительнице или к собственным родителям. Столь странная особенность могла проявляться несколько раз в день или вообще не напоминать о себе месяцами. И притом задаваемые девочкой вопросы всегда казались совершенно неуместными.

– Доброй ночи, благослови вас Бог, и как вас зовут?

– Ну, как я тебе говорил вчера вечером, и на прошлой неделе, и на позапрошлой, я – твой отец.

– Можно мне не ложиться спать и посмотреть телевизор, и как вас зовут?

– Ради бога, Джесси! Ради бога!

Естественно, Джесси находилась под наблюдением врачей. В Национальной службе здравоохранения ее водили на прием к детскому психологу, который рассердил Джеймса своим отказом сказать то, что хотел бы услышать сам Джеймс. Психолог счел, что, судя по всему, никаких опасных отклонений у Джесси нет.

– Что это значит – «судя по всему»? Черт побери, у нее либо есть какие-то отклонения, либо их нет.

– Когда вы дома, вас всегда можно рассердить с такой же легкостью?

– О-о, как умно. Очень умно. А я-то думал, речь идет о поведении Джесси, а не о моем. Это ж надо так ошибиться.

– Мой муж вовсе не хотел грубить. – В отношениях с врачами, налоговыми инспекторами, муниципальными чиновниками, банковскими клерками и продавцами аудиокомпонентов Сабина выучилась приглаживать взъерошенные Джеймсом перья.

– Я хотел только сказать, что в таких вопросах весьма важен контекст. Я провел с Джесси целый ряд тестов. Ее реакция на все стандартные вопросы и стимулы совершенно нормальна. Умственное развитие намного выше среднего; она отличается поразительной степенью эмоциональной зрелости. Но мне не удалось обнаружить запускающие механизмы тех особенностей поведения, которые вас тревожат.

Однако Джеймс не желал слушать про контексты и про запускающие механизмы. Он желал знать, что именно у Джесси не в порядке. Он желал получить четкое объяснение, какой такой синий провод по недосмотру подключен к какому такому зеленому предохранителю, и был готов заплатить – частным образом и не жалея средств – тому, кто это ему объяснит.

– Проблема относится к разряду нейрофизиологических, – заверил Джеймса куда более пожилой и в высшей степени благожелательный специалист, который налил светлого пива в тяжелые хрустальные стаканы. – Все дело в нарушении химического баланса, да плюс гормональная перестройка, которая у бедняжки именно сейчас…

– Менструации еще не начались, – вставила Сабина.

Джеймс дотронулся до руки жены:

– Дорогая, пусть доктор договорит.

– Ваша жена права, но я предполагаю, что состояние стабилизируется. Существуют лекарственные препараты, которые мы сможем немедленно назначить. Я хочу сказать, мы же не хотели бы повторения такого сюрприза, какой случился в супермаркете, вы согласны?

Решение проблемы с помощью лекарств Сабине не понравилось, о чем она и сказала. Джеймс бросился на защиту науки, прогресса и медикаментозного способа лечения, охарактеризовав возражения Сабины как дань суеверию.

– Суеверия тут ни при чем, а просто…

– ДВ, – перебил ее доктор. – У вашей дочери тот вид невроза, который обычно называют дефицитом внимания.

– Доктор из Национальной службы отверг этот диагноз, – отметила Сабина.

– Ну что ж, – улыбнулся врач, – они там порой экономят на обследовании.

Вот так и был назначен препарат риталин, и, казалось, он возымел действие. Казалось также, что под его влиянием Джесси время от времени начала впадать в апатию; исчез былой блеск в глазах, появилась склонность к запорам, и по ночам ее стали мучить кошмары. Сабина чувствовала, что визит к специалисту дал им весьма мало, если не считать одной невразумительной фразы, и что единственным человеком, который после консультации стал лучше себя чувствовать, оказался Джеймс. Она уменьшила дозу, ничего не сказав об этом мужу.

Эта секретная акция не создавала для Джесси никаких проблем в течение трех месяцев. Но потом в один прекрасный день она, радостно возбужденная, вернулась домой после занятий плаванием и спросила, можно ли ей будет прокатиться в Брайтон вместе с ее бойфрендом.

– С кем?… – не понял Джеймс.

– С моим бойфрендом. Мы познакомились в бассейне.

Слегка растерянный, Джеймс позвал Сабину. Он-то надеялся, что пройдет еще по меньшей мере два-три года, прежде чем встанет этот неизбежный вопрос.

– Если я правильно понял, его родители приглашают тебя с ними в Брайтон?

– Нет, это он меня приглашает.

– В Брайтон? Как это?

– На его байке.

– Байке?

– На мотоцикле. Он ждет на дороге.

Джеймс поспешил к окну. Через свинцовое стекло он увидел в конце подъездной дорожки юного мотоциклиста в кожаной байкерской амуниции; оседлав свою работающую на холостом ходу машину, тот курил сигарету. Мотоциклист держал под мышкой защитный шлем и хмуро глядел в канаву. Джеймс распахнул дверь, чуть не сбив ее с петель, и ураганом пронесся по дорожке. При ближайшем рассмотрении у юноши обнаружились одна серьга и множество прыщей. Увидев надвигающегося Джеймса, он растер свою сигарету каблуком по асфальту.

– Ей одиннадцать! – пролаял Джеймс. – ОДИННАДЦАТЬ!

Не тратя даром слов, юный байкер водрузил шлем на место и умчался прочь. Когда Джеймс вернулся домой, Джесси дергалась, лягалась и визжала, пытаясь освободиться от захвата Сабины. На полу кухни валялись чайный поднос, разбитая чашка, осколки бокала. Сабине не хватало сил, чтобы справиться с дочерью, и Джеймсу пришлось поспешить к жене на помощь. Он швырнул дочку на диван и не отпускал до тех пор, пока не почувствовал, что приступ пошел на убыль. Никем не замечаемая, Бет заметала осколки на совок. В конце концов Джесси оторвалась от дивана и ушла в свою комнату.