– Вы ждали, пока срок жизни мышей истечет?

– Таков был долгосрочный план, да. Но некоторые мыши просто отказывались умирать. Даже спустя четыре года некоторые мыши были еще живы! К этому сроку у нас планировалась отмена протокола ослепления. Я помню, что мы открыли шампанское по этому поводу. Понимаете, четыре года – очень долго для мышей. Обычно они живут два-три года.

– А что с оставшимися грызунами? Вы оставили их в живых?

– Разумеется. Мы хотели узнать, как далеко все может зайти. Но для отчета по гранту мы нуждались хоть в каких-то результатах. Поэтому, как и планировалось, мы посмотрели на смертность в экспериментальных и контрольных группах, нарисовали кривые выживания. Результаты получились довольно странными. Действительно, наши вмешательства могли объяснить часть различий в доле выживших животных. Но в каждой группе оказались чрезвычайно долгоживущие мыши. Даже некоторые обычные, не генетически модифицированные мыши, которых ничему не подвергали, умудрились прожить более четырех лет. Я заволновался, потому что самое правдоподобное объяснение этому – человеческая ошибка: студент перепутал некоторые бирки. Возможно, кто-то по ошибке заменил старых мышей из нашего исследования новыми из другого… Мы провели тщательное расследование такого сценария, но ничего подозрительного не нашли.

– И в этот момент вы решили проверить, каких мышей подвергли ритуалу?

– Как я уже говорил, я успел забыть про наши жертвоприношения. О них мне напомнила внимательная Мэри. Я посмеялся, но все же распечатал конверт и отдал список ей и еще одному студенту. Вскоре они вернулись, и я сразу заметил, что что-то их потрясло. Оказалось, что большинство мышей-долгожителей присутствовали во время ритуала. Гуманизированные жертвоприношения объясняли аномалию в наших данных.

– А не могли студенты подправить ответы? Они ведь знали, что произошло с каждой мышью.

– Вы знаете, я заранее сфотографировал ответы, как только достал их из ящика. И потом еще раз все тщательно перепроверил на предмет подлога.

– А больше ничего странного с мышами не происходило?

– Например?

– Ну будь это фильм ужасов, грызуны стали бы агрессивными и напали на ученых.

– Звучит забавно, но нет. Наши мыши не издавали злобных звуков и не превратились в кровососущих вампиров. И вообще вели себя как самые обычные скучные лабораторные грызуны.

– Жаль, конечно… А вы уже тогда думали о возможной публикации результатов исследования?

– Понимаете, мы оказались в сложном положении. Тот факт, что некоторые мыши прожили более четырех лет, выглядел невероятным. Любой исследователь, у которого в лаборатории оказалась бы такая когорта, прыгал бы от счастья и, конечно же, продолжил бы работу с ней. Кроме того, мы не могли опубликовать наши биологические результаты, не упомянув проведенные ритуалы. Без этих дополнительных сведений результаты имели мало смысла, хотя с ними смысла было еще меньше. А еще я был абсолютно уверен, что произошла какая-то ошибка. Было очевидно, что любой здравомыслящий рецензент сочтет, что у нас поехала крыша, если мы попытаемся опубликовать всю историю целиком. Конечно, я не сильно зависим от мнения окружающих, но прослыть психом среди коллег – так себе затея.

Еще нам повезло: к этому моменту наши предыдущие исследования были опубликованы в высокорейтинговых журналах. Получается, у нас все же имелись результаты, чтобы отчитаться перед национальными институтами здоровья, которые нас финансировали. В общем, не было необходимости писать новую статью. И тем не менее руководитель «Беты» обсудил работу про мышей-долгожителей с главой департамента на ежегодном собрании. Он не стал упоминать о жертвоприношениях, но представил все данные и признал, что результаты аномальны. По словам руководителя, мы где-то допустили ошибку, и он пообещал, что мы еще раз все перепроверим. А я тем временем решил повторить эксперимент…

– Но это бы заняло еще четыре года!

– Немного меньше – мы ведь могли ставить опыты на мышах постарше. Национальный институт старения содержит когорту старых мышей, доступную исследователям, финансируемым институтом. Так что эти грызуны оказались в нашем распоряжении. Кроме того, мы решили посмотреть на изменения в биомаркерах старения. Их можно изучать и при жизни животных.

– И многие согласились участвовать в этой работе?

– С энтузиазмом! В том году Мэри подала документы в несколько учебных заведений, чтобы поступить в аспирантуру. Ее готовы были принять и в Гарвард, и в несколько других престижных университетов. Сначала Мэри хотела сменить место работы, но результаты «Беты» вдохновили ее остаться в моей лаборатории. Ее участие в «Альфе» было сравнительно скромным, но теперь она могла все свое время уделять экспериментам, ведь у нее больше не было необходимости посещать многочисленные занятия. Я думаю, она и правда допускала, что гуманизированные жертвоприношения могут работать. Помню ее слова, когда мы обсуждали этот проект: «Я всеми руками за прямое воспроизведение. Есть только одна загвоздка: я больше не девственница! Надеюсь, что это не было существенным фактором».

– Ха-ха! Думаете, было?

– Я понятия не имел, что тут думать. Все это время я пытался найти рациональное объяснение происходящему безобразию. Я собрал всех студентов, включая Мэри, и мы пытались вспомнить каждую деталь странного октябрьского вечера. Может, мы как-то иначе обращались с мышами, которые присутствовали во время ритуала? Я припомнил, что некоторые вещи мы сделали не очень аккуратно. Например, перенесли часть мышей в другую комнату. Запах благовоний и серы в комнате, туман от жидкого азота, сам факт транспортировки – ничего этого не было в контрольной группе. То есть все-таки дизайн эксперимента оказался корявым. Но казалось маловероятным, что какой-то из этих факторов привел к тому, что мыши прожили более четырех лет. С другой стороны, это выглядело правдоподобнее, чем магия или божественное вмешательство. Возможно, эти условия как-то повлияли на поведение мышей, заставили их меньше есть или больше бегать, и в итоге грызуны прожили дольше. Маленькие детали могут сыграть большую роль. Мы знаем много тому примеров.

– Каких?

– Есть история, которую я рассказываю всем своим студентам. Об эксперименте, который пошел не по плану. Однажды группа исследователей изучала, как искусственный отбор может повлиять на способности мышей ориентироваться в лабиринте. Ученые брали самцов и самок, которые лучше всего справлялись с поиском выхода, и скрещивали их между собой. Оказалось, что потомки этих мышей проходили лабиринт еще лучше, чем их родители, – как и следовало ожидать с позиции дарвинизма. Парадоксально, но потомки «глупейших» мышей тоже справлялись с заданием лучше, чем их родители. Исследователи предположили, что существует некоторое невидимое информационное поле. Такое, что, когда мы обучаем одних животных, обучаются все представители этого вида во Вселенной. Потом коллеги посоветовали им повторить эксперимент, но на этот раз тщательно промывать лабиринт после каждого испытания. В итоге все сверхъестественные эффекты пропали. Ученые поняли, что мыши нового поколения просто использовали сохранившиеся запахи своих предков. Получается, что там и правда было «невидимое поле информации», просто не паранормального типа. Мораль истории проста: научный эксперимент должен быть чистым.