– Ну и как там, в Академии? – полюбопытствовала Моргана.Руин равнодушно пожал плечами.

– Так же, как и в двух остальных. Если отцу так уж невмоготу было видеть меня во дворце, он мог бы всякий раз отсылать меня в одну и ту же Академию, а не в разные.

– Скажешь, везде одно и то же?

– Конечно, родная. Магию везде преподают одинаково. Даже если это разные учебные заведения.

– Но что же тогда ты делал там три года? – фыркнула она.

– Учился. – Руин ответил ей улыбкой. – Учиться магии можно вечно. – Он прислушался. – Идем. Пора.

Девушка вздохнула.

Дворец провальского властителя был так велик, что в его переходах, залах, анфиладах легко можно было заблудиться. Он представлял собой целый комплекс зданий, построенных в разное время, в разном стиле, разного размера и для совершенно разных нужд. Никто не заботился о том, чтоб привести все эти разномастные постройки к какому-нибудь единому знаменателю – лишь своевременно ремонтировали и подкрашивали то там, то здесь. Большая часть дворца была даже не отделана – голый, не скрытый деревянными панелями или гобеленами грубо обтесанный камень.

Жилые и парадные помещения выглядели более пристойно, но зато очень разномастно. Тронную, гостиные, каминные и бальные залы отделали еще во времена отца нынешнего правителя, Улла-Нэргино, любителя ярких вульгарных цветов. Жилые помещения оформили в соответствии со вкусом Армана-Улла, отца Руина и Морганы, который предпочитал все дорогое, броское, но страдал недостатком вкуса.

Правда, имелись еще картинные галереи и огромная трапезная. Здесь, будучи еще пятнадцатилетним под ростком, ненадолго захотев ощутить себя архитектором, потрудился Руин. Результат превзошел все ожидания. Правитель терпеть не мог своего сына, но его работой гордился, не упускал возможности похвастаться перед гостями, как правило «забывая», кому он обязан этой красотой.

Стены двусветной залы были отделаны светло серым мрамором, на его фоне белоснежные тонкие колонны казались легкими и воздушными. Их резные капители поддерживали ажурную галерею, про ходившую по периметру трапезной на уровне следующего этажа. На черно-белом мозаичном полу сверкали блики от сотни канделябров, укрепленных на колоннах и стенах, столы тянулись удлиненной подковой, а в высокие арочные окна были вставлены витражи, где кусочки стекла переливались всеми оттенками серого. Казалось бы, все очень скромно, но общее впечатление было потрясающим – глаз не оторвать.

Руин приложил руку не только к интерьеру трапезной, но и к отделке галерей, где правитель приказал развесить портреты своих предков и родственников, а также аляповатые нелепые творения придворных художников. Юноша начертил также проекты трех дворцовых лестниц. Потом увлечение сошло на нет, и, убедившись, что от сына больше ничего не дождешься, Арманн-Улл отправил его в Магическую Академию – с глаз долой.

Теперь по одной из беломраморных лестниц принц и принцесса спустились в пиршественный зал и, пройдя через причудливую арку, оказались рядом с «верхним» столом, где обычно и сидели представители правящей семьи, а также самые почетные гости. Когда Руин неторопливо подошел к своему месту (Моргана у него за спиной постаралась прошмыгнуть как можно незаметнее), почти все кресла уже были заняты. У правителя было двенадцать детей, жена, две любовницы и одна незамужняя сестра (последний из шестнадцати братьев Армана-Улла в бешеной гонке за власть над Провалом скоропостижно скончался два столетия назад, остальные – еще раньше).

Правитель сидел во главе стола, в самом глубоком кресле с высокой резной спинкой, больше похожем на трон. Он был невысок и щупл, с короткой клочковатой бородкой, торчавшей вперед клинышком, и никогда не улыбающимися глазами, холодными и подозрительными. Привлекательностью сын Нэргино не отличался никогда, особой представительностью тоже и, наверное, именно поэтому умудрился одержать победу над братьями. Хилого Арма на они не признавали за достойного противника – и совершенно напрасно. Выждав удобный момент, он взялся за дело с беспримерной жестокостью и коварством, и трон достался именно ему.

И теперь этот человек, для которого не существовало никаких ценностей, кроме собственной жизни, власти и желаний, с подозрением смотрел на своих детей. К дочерям Арман-Улл испытывал лишь пре зрение, как ко всем женщинам во Вселенной, тихих и незаметных сыновей вроде Уэффа не замечал. Впрочем, Уэффа уже и в живых-то не было – несчастный случай на охоте. Но яркий и умный красавец Руин с явными задатками лидера, который и прежде то и дело демонстрировал неповиновение, вызывал опасения, недоверие и даже ненависть отца.

Но сейчас, может быть, в честь праздника, а может, предвкушая новое развлечение, правитель выглядел благодушным, довольным и сперва не замечал нелюбимого сына и дурнушку-дочь. Моргана, старательно расправив платье, присела на краешек своего кресла. Она старалась не поднимать глаз, но чужие насмешливые взгляды – все равно, были таковые или нет – обжигали ее, как кипяток. Против своей воли принцесса, которая всегда помнила о своей уродливости, залилась краской, она покрыла ее лицо неровными пятнами, похожими на вмятины от пальцев, и сделала его еще более одутловатым.

Руин, расположившийся в кресле с удивительной смесью церемонности и свободы, на миг нагнулся к ней.

– Моргана, успокойся, – едва слышно, но твердо шепнул он. – Держись наглее. Наплюй на окружающих.

– Я же…

– Твоя внешность – только твоя забота. Не их собачье дело.

Непривычная грубость его лексики на мгновение успокоили ее. Но вместе со спокойствием пришла досада. «Ему легко говорить, – с раздражением поду мала девушка. – Он – красавец. Вон как на него смотрят все эти дамы. Глаз не отводят». Подумала – и тут же устыдилась. В соответствии с идеалами патриархального мира Провала, Моргана была, как и положено, робким и кротким существом. Ей не следовало так думать. Кроме того, она любила брата всей душой, и непривычная зависть вогнала ее в еще более густую краску. Ее охватил жар, слезы выступили на глазах.

Шурша длинной шелковой одеждой, к Руину подошел церемониймейстер, чопорный высокий старик, с поджатыми губами, взглядом, устремленным в себя, и перекошенным от злости лицом. Смыслом его жизни были лишь две вещи – старые обычаи и сплетни. Он низко поклонился принцу. Руин бесстрастно смотрел на него и не думал отвечать на поклон… впрочем, согласно традициям он мог поступать и более высокомерно.

Старик скривил губы, но его голос остался спокойным.

– Ваше высочество, где ваш брат? Ужин пора начинать.

– Наш брат Дэйн спустится через несколько минут, – ответил Руин, не отрываясь глядя на что-то, видимое только ему одному. Может, пятнышко на мраморной стене? – Он задерживается не по своей вине.

Церемониймейстер поклонился, но в тот же момент правитель дал знак слугам нести к столу блюда с яствами. Ужин начался, в то время как один из принцев еще не сидел за столом – вопиющее нарушение традиций и проявление ужасающего неуважения к особе царствующего дома. По виду Армана-Улла можно было подумать, что он просто забыл о существовании своего младшего – четырнадцатилетнего – сына, он шевелил пальцами над огромным блюдом с жареной бараниной, выбирая кусок поаппетитнее.