Лиля Сергеевна держалась уже год. 365 дней и ночей. Верой и правдой во имя высоких идеалов женской чести. Она открыла глаза. Ее сосед никуда не исчез, налил себе чаю и запивал им кусок пирога.

«Он виноват один во всем», – надрывалась под гитару примадонна.

– Как душу-то терзает… – доверительно шепнул сосед Лиле Сергеевне, – …фальцетом.

И Лиля Сергеевна согласно кивнула.

– Мы пришли сюда, – продолжал он, – отогреться душой, а ее терзают.

– Вот именно, – зажмурилась, поддакивая Лиля Сергеевна.

– Меня, кстати, Андреем зовут, – наклонился он поближе. – А вас?

– А меня Лилей, – вспыхнула Лиля Сергеевна.

– Очень, о-о-очень приятно.

«Что сердцем я совсем одна…» – надрывалась гитара.

Андрей Иванович вдруг помрачнел.

– Что с вами, Андрей? – испугалась Лиля Сергеевна.

– Да так, ничего, – вздохнул Андрей Иванович. – Митька2 вспомнил. Служили вместе… в Афгане… Как же он этот романс тоже под гитару пел – взвод рыдал!

– И что ж грустить?

– А то, что он «грузом двести» стал.

– Каким грузом? – не поняла она.

– А таким. В гробах цинковых отправляли предкам «груз двести».

– В гробах? – Лиля Сергеевна замерла от ужаса, вспомнив и своего покойника.

– Да, весь взвод. Ночью напали духи и – хоп! Всех до одного перерезали.

– А-а-а… – Лиля Сергеевна хватала воздух ртом, – а-а как же вы живым остались?

– Я? – Андрей Иванович усмехнулся. – Змея спасла. Я раньше вы2ходил ее раненую, молоком отпоил и выпустил, а когда душманы пришли, она приползла, кольцом вокруг ног легла, и я стоял, как заговоренный. Духи мимо ходят, в глаза мне глядят, а не видят, будто я стеклянный.

– Чудо! – восхитилась Лиля Сергеевна. – Чудо! Разве такое бывает?

– А вы… Можно на «ты»?.. А ты слышала про гипнотические свойства змей? Вот моя мне долг платежом и вернула. Жизнь за жизнь. Чем и поставила знак равенства между человеческой и змеиной жизнью.

«Да вы просто герой!» – сорвалось было с губ Лили Сергеевны, но сверху прозвучало:

– Здесь свободно? – Это примадонна допела романс и искала, где бы бросить якорь. И облюбовала место рядом с Андреем Ивановичем.

– Конечно! – Он встал – сама галантность – и подвинул ей стул. – Будьте любезны! Дамы украшают общество!

Лиля Сергеевна еле совладала с желанием вылить этой облезлой кошке в лицо горячий чай. Андрей Иванович между тем наливал новому украшению стола чаю из большого чайника.

– Мы как раз говорили с Лилечкой о том, как вы душевно поете.

– Да, цепляло за душу, – с иронией подтвердила Лиля Сергеевна. – Простите, но мне пора уходить, – объявила она гордо и достала пудреницу поглядеться в зеркальце: надо было на что-то переключить зуд в руках, рвавшихся выплеснуть чай. И тут, к величайшему удивлению Лили Сергеевны, ее новый знакомый цокнул языком:

– Да, жаль, но нам действительно пора. Надо еще… ох, столько еще надо всего сделать! Правда, Лиля? – и посмотрел ей в глаза.

«Батюшки, да у него усы!» – ахнула про себя Лиля Сергеевна и потупилась:

– Что надо, то надо.

IХ

От ворот поворот

Вышли на улицу, струившуюся огнями.

– И где мы живем? – взял под руку Лилю Сергеевну Андрей Иванович.

Она поняла вопрос по-своему:

– В двухкомнатной квартире.

– Ах, вот как! – приятно удивился Андрей Иванович тому, что она сразу заговорила по существу. – И как же ты там помещаешься со своим итальянцем? Они любят широко расположиться.

– Каким итальянцем? – удивилась Лиля Сергеевна. – Всем известно, что я вдова. Вот уж год, как Петр Борисыч приказал долго жить.

– Вдова? – убрал руку Андрей Иванович. – Прости, не знал. И муж был Петр Борисычем? Бишь, русским?

– Он вообще хохол, но какая разница? – буркнула Лиля Сергеевна.

Андрей Иванович воспрянул:

– Да это без разницы! Противно, наши бабы этим недоарабам продаются, а корчат из себя святош. Тьфу! А ты, выходит, чистая? А дети есть?

– Дочка, но она давно замужем.

– Так ты одна-одинешенька в целых двух комнатах? Бедная богачка! А ведь ты очень приятная, милая, да ты это и сама знаешь! – взял ее снова под руку Андрей Иванович. – Я это сразу приметил, потому и сел рядом.

– Просто место свободно было, – чуть кокетливо возразила Лиля Сергеевна.

– Ну, прям! С крокодилицей бы не сел. В дверях бы стоял.

– Ух, какой принципиальный!

– Да, а что? Я вообще не понимаю, как наш брат с образинами спит. Даже пусть выгода от нее. Но если и выгода,то все равно женщина душеприятной быть должна. Но я не об том спрашивал. Не о количестве комнат, а о том, как далеко до них ехать?

– Отсюда? – Лиля Сергеевна посчитала, загибая пальчики. – Восемь остановок.

– Ну дык, при здешних расстояниях – это копейки. Так я провожу? – приосанился Андрей Иванович.

В метро Лиля Сергеевна щебетала:

– И вправду копейки, я тут от станции до станции губы накрасить не успеваю. Только разогнались, и уже остановка! А у нас такие прогоны – полный макияж можно сделать!

– Да уж, Еврафрика-с. Отросток аппендицитный у континента, где уж тут поездам разгоняться? Для этого суток пять нужно, не меньше!

Поднимались по лестнице к Лиле Сергеевне, обоих трясло. Ее оттого, что она знала, если он войдет сейчас, то одним чаепитием дело не кончится, а-а-а!.. – и у нее темнело в глазах.

Андрей Иванович был уверен, что сейчас будет то самое «а-а-а!..» Главное, не наброситься на дурочку с порога, приличия соблюсти, чай вытерпеть.

Лиля Сергеевна остановилась:

– Вот моя дверь. – Она вся дрожала, горела, на него не смотрела. – Андрей, прошу вас, если вы ко мне хорошо относитесь, уходите!

– Как? – опешил он. – Разве мы не перешли на «ты»? – и прижал ее к себе. – Как это «уходите»? Я слишком хорошо отношусь к тебе для этого!

– Нет, – из последних сил покачала головой Лиля Сергеевна, – уходите. Приходите завтра.

– Не доживу! – Андрей Иванович попытался поцеловать ее в губы, но она запрокинула голову, и поцелуй пришелся на вершину подбородка.

Он отшатнулся.