— Ты хочешь сказать, что она была как бы старшей родной сестрой? — перебила ее Бриттола, изо всех сил старавшаяся понять слова матери.

На мгновение Кордула выглядела обескураженной, будто ее рывком пробудили ото сна. Потом она посмотрела на детей и заметила на их лицах выражение такой растерянности, что не выдержала и рассмеялась. Вместе со смехом к ней пришло ощущение огромного облегчения. Дети смеялись вместе с ней. Кордула наклонилась и обняла дичь. — Да, моя хорошая, она была мне как родная сестра. Я говорила, что у нас с ней похожие брови?

— Нет.

— Так вот, они у нас почти одинаковые! И она, когда серьезно о чем-то размышляла, так же сдвигала их домиком, как вы и я.

— Значит, она иногда бывала веселой? Не все время серьезной, как в школе? — Бриттола настолько увлеклась, что не давала матери возможности ответить. — А тетушки Марта и Саула? Они тоже были веселыми, да?

— О, они были самыми веселыми! Об этих двух тетушках я могу рассказать вам тысячи забавных историй!

— Да, мама, пожалуйста, расскажи! — Теперь и сын запрыгал от нетерпения.

— Хорошо, хорошо, я расскажу вам…

— Урра! — Они взялись за руки и принялись танцевать от радости.

— Только не сейчас! — Взмахом руки она призвала их к тишине. — После того, как мы поужинаем. Сначала надо приготовить рыбу и после убрать за собой. А потом, если вы не слишком устанете, я уложу вас в кровати и начну историю об Урсуле и Пинносе. И…

— О тетушке Марте и тетушке Сауле? — добавила счастливая Бриттола.

— И об Афине? — умолял ее брат.

— И о тетушке Бриттоле? — не могла остановиться девочка.

— И о Великом походе? — не унимался мальчик, дергая Кордулу за рукав платья.

— И на этом мы остановимся! — Кордула захлопала в ладоши, призывая детей успокоиться. — А теперь, пока я заканчиваю приготовление ужина, вы, молодая особа, поможете мне с овощами. А вы, юноша, накроете на стол и принесете вина.

— Да, мама, — отозвались дети в один голос. Они торопливо бросились выполнять поручения, проявляя ни разу не виденный матерью до этого энтузиазм. Какое-то время Кордула наблюдала за детьми, а потом вернулась к приготовлению рыбы.

Когда она уже солила рыбу и поливала ее лимонным соком, до нее донесся знакомый мотив. Это был старинный гимн, который люди привыкли напевать во время работы. Но приказом Кордулы именно этот гимн был запрещен на всей территории виллы, и никто, даже ее муж, не имел права его напевать. Как только она узнала припев, улыбка сошла с ее губ и выражение лица стало напряженным и гневным. Она резко развернулась назад.

— Вы что такое поете?

Бриттола была поражена неожиданно резким окриком.

— Это «Хвала Господу», мама.

— Я знаю, — оборвала ее Кордула. — Где вы этому научились?

— В школе, — голос девочки срывался, губы задрожали.

Кордула нахмурилась и уже была готова хорошенько отругать дочь, как вдруг снова услышала знакомый голос. «Если пришло время правде выйти наружу, то она выйдет вся. Не пытайся этому помешать».

Кордула все еще колебалась. «Наверное, она не хотела меня обидеть этой песней».

«Конечно, не хотела, — подхватил голос. — Это же счастливая песня… А Бриттола сейчас счастлива. Мы тоже пели ее именно поэтому. Помнишь?»

«Да, я помню», — она медленно улыбнулась.

— Это прекрасная песня. Ты знаешь ее слова?

— Да, мама.

— Тогда спой ее, пожалуйста, по-настоящему, всю.

Бриттола робко начала первый куплет. Вскоре к ней присоединился брат, и вот они уже пели в полный голос.

Кордула собиралась вернуться к своему занятию, но тут ее внимание привлекло какое-то движение во дворе. Подойдя к окну, она увидела, что снова пошел снег. Небо затянуло тучами, и внутренний дворик почти полностью погрузился во тьму. Падающие хлопья снега в неверном вечернем свете порождали движущиеся серо-голубые тени, создававшие удивительное впечатление ожившей тайны. Тени то появлялись, то пропадали, взмывая вверх и стремительно догоняя друг друга. Они были бесформенны, но Кордула точно знала, что они собой представляли.

К этому моменту дети начали петь ее любимый куплет, и казалось, что их голоса заполнили всю виллу. «Музыка изгоняет демонов прошлого, возвращая прежний дух, от которого мы долго отрекались».

Она посмотрела вверх. Очертания далеких гор утонули в снежном вихре, и над крышей дома небо было укутано переливающейся сероватой завесой. Однако Кордуле она не показалась гнетущей или зловещей. Наоборот, чудесный серебристый свет виделся ей проявлением некогда могущественной силы, начавшей теперь терять свою власть. Дети тем временем перешли к следующему куплету.

Кордула снова услышала знакомый голос: «Менее чем через десять лет они станут старше нас, впервые приехавших в это место. А еще через четыре года они нас переживут».

— Я не должна была рассказывать им об этом, — ответила она вслух. — Они еще слишком маленькие, чтобы полностью осознать смысл того, что произошло.

«О, на твоем месте, я бы об этом не беспокоилась, — с легким невинным смехом ответил голос. — Когда все началось, мы тоже ничего не понимали».

Внезапно в вихре серых и голубых теней появилось застывшее изображение лица Пинносы, искаженное гримасой муки и страха. Она пронзительно кричала: «Урсу-у-у-ла!» Лицо поднялось кверху, навстречу падающему снегу, и тот постепенно становился прозрачней и легче. Крик тоже затихал, пока не слился с детскими голосами и не исчез. Тем временем дети перешли к следующему куплету своей счастливой песни, и у Кордулы полились слезы.

Кордула потянулась за тарелками, слезы закапали на рукава. «Снова эти старые слова! Нет! Только не сейчас!» Она прижала тарелки к груди, словно хотела защититься от песни, но живая ритмичная мелодия и запоминающиеся слова сами поднимались из глубин ее сердца.

Она пыталась противиться нахлынувшим чувствам, но песня сломила это сопротивление и Кордула позволила своему голосу влиться в ее ритм.

Пока она пела, мелодия волнами омывала ее сознание и приносила освобождение. Внезапно все вернулось: мечты и мысли, надежды и страхи, планы и слезы, ужасы и страдания. И вместе с воспоминаниями пришли нужные слова, которые она должна была сказать своим детям.