Младшая, Кэти, фыркнула:

– Мы справлялись. Если помнишь, брешь в нашей крыше я заделала сама.

– И чуть не разбилась насмерть, возвращаясь обратно на твердую землю, – парировала Зельда, входя с подносом печенья с изюмом; три штуки она смахнула на тарелку Галена, а остальные выставила в окно лавки.

– Родные-то у тебя тут в Бруке есть? – Хозяйка снова остановилась у стола юноши. – Судя по тому, как уписываешь еду, до дома ты еще не добрался.

Устыдившись своих дурных манер, Гален проглотил остаток печенья слишком быстро и подавился. Ютта постучала его по спине, а ее младшая сестра принесла воды.

– Боюсь, что нет, – выдавил он, вновь обретя способность дышать. – У меня нет дома. И никогда не было: отец мой был солдатом, а мать – полковой прачкой. Они оба умерли. Но мама говорила, что в Бруке у нее сестра, вот ее-то я и разыскиваю.

– Надо же, – покивала вдовая молочница. – А фамилия-то как? Я в Бруке всю жизнь прожила.

– Если мама о ней не слышала, то ее не существует, – фыркнула Кэти.

Гален чуть поклонился ей.

– Тогда мне очень повезло, что вы меня заметили, сударыня. Мамина сестра вышла за Орма… Райнера Орма. Имя моей тетушки – Лизель.

У Кэти рот от удивления сложился в маленькое «о». Зельда крякнула и оглядела Галена с новым интересом.

– Понимаю.

Юношу сковало смущение. Неужели его родичи по матери пользуются широкой и притом дурной славой? Она о них совсем немного рассказывала. А вдруг они конокрады, или пьяницы, или еще что в этом роде, а он тут с гордостью произносит их имя в такой респектабельной лавке.

Ютта негромко присвистнула:

– Так Ормы твои родственники? Райнер Орм?

Кэти снова фыркнула:

– Ну, по крайней мере, мы можем точно сказать, что работа для тебя у них найдется.

И постель тоже.

– Придержи язык, девочка, – хмуро взглянула на младшую дочь Зельда и кивнула Галену. – Я знаю улицу, где живет Райнер Орм. Ютта тебя проводит. Дом довольно легко найти.

– Я тоже могу проводить, – заныла Кэти.

– Ты отправишься внутрь и начнешь готовить обед для мужа, – рявкнула мать. – Ютта с меньшей вероятностью станет сплетничать по пути туда и зевать по сторонам, возвращаясь обратно. – Булочница подошла к Галену и взяла его за руки. – Добро пожаловать в любое время, мой мальчик. И если встретишь кого из боевых товарищей, скажи им, пусть приходят в лавку к Вайсам и тоже угощаются печеньем с изюмом.

– Спасибо, сударыня… Зельда. – Он встал, не выпуская ее рук, и отвесил церемонный поклон. – Вы очень добры, а я не пробовал такой вкусной выпечки… ну, никогда.

Юноша говорил правду: его мать не отличалась кулинарными талантами.

Зельда вспыхнула, улыбнулась и снова велела ему приходить. Затем поспешила в кухню позаботиться о чем-то в печи, утащив с собой надувшуюся младшую дочь.

Оставшись наедине, Ютта и Гален обменялись неловкими улыбками. Юноша с легкостью вскинул на спину тяжелый ранец, и старшая дочь Зельды повела его к двери и дальше по улице. Довольно долго они шли молча, пока не миновали дворец. Высокая и угловатая королевская резиденция с окнами граненого стекла, как у обычных домов в Бруке, размером превосходила их раза в четыре, а стены ее покрывала розовая штукатурка, отчего здание казалось фасонным пирожным на глиняном блюде.

Наконец Гален набрался храбрости спросить про Ормов.

– С ними что-то не так? – выпалил он.

– С кем не так? – удивилась Ютта.

– С родными моей матери. Ормами. Твоя мама… сестра… у них сделались такие лица, когда я назвал фамилию…

Ютта громко рассмеялась, а затем остановилась и взяла юношу за рукав.

– С твоими родственниками все в порядке, – твердо сказала она. – Просто они очень известные в Бруке люди. Поразительно, что один из их родичей забрел в нашу скромную лавку. Мы-то все ждали, что ты скажешь: «Такие-то и такие-то, у них портняжная мастерская», а мы попытаемся выяснить, где они живут. Но племянник Райнера Орма? Боже правый!

– Да чем же они прославились?

– Это уже после начала войны. – Ютта двинулась дальше, и Гален не мог заглянуть ей в лицо. – Работа их, конечно, известна всему Бруку, но сама семья ничем не выделялась. – Она смягчила это заявление быстрой улыбкой. – Но потом… ну, кое-что произошло, и поднялся ворох сплетен.

Гален резко остановился. Так он и знал! С родичами матери связан какой-то скандал. Ох, что-то не хочется ему в это впутываться!

– Тебя это никак не коснется, – уловила его настроение Ютта. Она закусила губу. – Терпеть не могу разносить слухи, и, видит бог, я не посвящена в эту историю целиком, но могу заверить: твоя семья не опозорена.

– Так что же случилось?

– Не мне говорить.

Больше она ничего не сказала, и они продолжили путь в неловком молчании. Наконец, проходя мимо сказителя, окруженного стайкой детишек, молодые люди улыбнулись друг другу, потому что старик сплетал сказку о четырех принцессах из Руссаки.

– У короля и королевы Руссаки было четыре красавицы-дочери, – нараспев говорил сказочник. – Волосы у них блестели, как золото, глаза были синее сапфиров, а губки подобны спелым вишням. Желая защитить их от всякого зла, король с королевой заперли дочерей в высокой башне, ключ от которой имелся только у матери. Ни один мужчина никогда их не видел, и они проводили время, распевая песни и вышивая покровы для церковного алтаря. Но вот однажды темной ужасной ночью из башни раздались вопли. Король с королевой отперли дверь, взбежали по лестнице в тысячу ступеней и вошли к принцессам в покои. Там они увидели четырех своих любимых дочерей, каждую с черноволосым младенцем на руках. «Кто это сделал?» – потребовал ответа король. Но принцессы не сказали.

И тут луну закрыла громадная тень, а когда вернулся свет, младенцы пропали. Ушли жить глубоко под землю, к созданию, которое является их повелителем, черному магу, чье имя не произносят вслух.

Детишки слушали сказочника, попискивая от страха и восторга, а Гален и Ютта свернули за угол и вышли к веренице домов, смотревших на западную стену дворцовых угодий. Дома были высокие, пышные, с белыми оштукатуренными стенами, расписанными цветами и птицами. Примерно на середине улицы возвышался над всеми прочими дом с ярко-зелеными ставнями, покрытый розовой штукатуркой точь-в‑точь того же оттенка, что и дворец. Под каждым окном пенились белой и красной геранью резные ящики, а посреди зеленой двери красовался большой бронзовый молоток. Над дверью висел сухой венок из переплетенного черной лентой плюща: в доме побывала смерть. Хотя, судя по состоянию плюща, с тех пор прошло изрядное время. Картина отнюдь не редкая: война.

– Вот это и есть дом Ормов, – сказала Ютта, останавливаясь.

Гален вытаращился на элегантный особняк, и у него сердце ушло в пятки.