с каждым разом мне это даётся всё труднее. Голод постепенно глодает меня изнутри. Я с лёгким всплеском ступаю в поток воды на поверхности. И вслушиваюсь…

Нет, ничего не слышно, кроме постоянного падения множества капель в поток, журчания струй в далёком зале, и моего отчаянного бьющегося сердца. Получается меня движет не столько храбрость, сколько нежелание умереть в заброшенном бесприютном месте, и ещё голод. Да, голод. А этот там во мраке? Даже если это добряк-водолаз, то сколько он уже здесь? Может, сперва он и лизнёт меня в ухо, а потом оторвёт его зубами?

Я по пути ощупываю разные обломки под ногами, и мне удаётся выбрать длинный увесистый кусок трубы. На металл непохоже, недостаточно тяжело, но достаточно, чтобы можно было с размаху нанести сильный удар. Это всё, что мне сейчас нужно. Вернее, всё что я могу.

Впереди зал с куполом. Я так привык к мраку туннеля, что приглушённый свет здесь кажется мне чем-то ярким. Струи, ниспадающие из-под купола, смотрятся как тонкие колеблющиеся колонны. В тумане, образованном мельчайшими брызгами, которыми насыщен воздух вокруг, они выглядят как переплетение прозрачных нитей, скользящих друг по другу. Мягкие отсветы сверху придают им тусклый переливчатый блеск. Я бы мог долго смотреть на них, если бы у меня было это долго.

Тот первый туннель выглядит чуть яснее других, может быть, потому что я легче его представляю. Но вроде бы они все одинаковые. Или нет? Ведь, наоборот, там я ничего не разглядел, а в других может быть выход? Просто воспоминание, что я там очнулся, наводит на мысль, что там же где-то и переход. И там же где-то и эта тварь. Или нет? Ни в чём нельзя быть уверенным. Не хочу идти по краю, где есть кольцо, чуть выступающее над поверхностью воды. Чтобы не было слышно шагов. Я осторожно вступаю в круг воды, надеясь, что плеск затеряется среди множества подобных отзвуков вокруг. Это моя первая ошибка.

Сделав несколько шагов по прямой через круг, я понимаю, что под его волнистой поверхностью скрыто невидимое движение воды. Вдоль дна она стягивается в темнеющее пятно в центре, которое кажется шахтой, уходящей на неизвестную глубину. Дно кажется невероятно скользким, потому что я ощущаю, как меня начинает тянуть внутрь этого колодца. Пошатнувшись, я пытаюсь идти быстрее. Это вторая ошибка. Надо было разворачиваться и выбираться на кольцо. Но я уже перестаю соображать, я делаю их одна за другой, всё глубже и глубже погружаясь в безвыходное. Опускаюсь на четвереньки, не выпуская из рук трубы. Как будто само дно движется с краёв в середину, в глубину, в темноту. Я пытаюсь карабкаться, но уровень уже выше плеч, я как могу вытягиваю шею, цепляясь за дно ногами и руками. Вода поднимается к подбородку, и мелкая рябь на ней как будто спокойный обманчивый покров, прячущий глубокую волчью яму. Лёгкие небольшие волны захлёстывают мой рот, и я в отчаянном рывке выпрямляюсь, пытаясь упереться концом трубы как шестом. И дно уходит из-под ног, опрокидывая меня назад. Вниз.

Вода плотно смыкается надо мной, там невидно даже расходящихся кругов. Сквозь мелкую ровную рябь различимы только светлые пятна переливающихся колонн по сторонам. Они всё бледнее и бледнее. Внезапно с глухим ударом всё содрогается, – мои руки, вцепившиеся в трубу, ощущают резкое натяжение. Я застрял в горловине шахты! Я напрягаюсь, чтобы взобраться на получившуюся перекладину. Есть ещё один шанс, я его вытяну. А темнота тянет меня вглубь. Я собираю все силы, медленно сгибаю руки, уже почти касаюсь подбородком трубы, когда мышцы не выдерживают жестокой борьбы. Руки снова разгибаются, вытягиваются, цепляюсь крепче и пытаюсь снова напрячься. И по очереди пальцы соскальзывают. Тьма обволакивает меня.

Когда вынырнул, или выпал, или что это было, в общем, когда обнаружил себя в луже и понял, что вижу дома и небо, то закричал. Наконец-то можно было кричать. Хорошо, что шёл дождь, и никто не видел, кто кричит. Сильный был дождь. Всё тот же; оказалось никто меня не терял. Только я что-то потерял: то ли рассудок, то ли чувство реальности. Несколько дней не выходил из дома. Не отзывался. Не собирался. Лежал – смотрел в потолок. Потерял то, что заставляет двигаться. Оно осталось там.

Там было что-то, что заставляло напрягать все силы. А тут у меня не было ничего такого. Ничего не могло поднять меня. Меня затопило бессмысленностью всего моего прежнего существования, и я лежал под толщей этого мутного прошлого. Даже когда стала кончаться еда. А когда совсем проголодался – пошёл дождь… Ливень. И не унимался, всё лил, лил, зачаровывая нескончаемыми падающими каплями. Почему-то не взял зонт. С полным пакетом всяких никчёмных продуктов долго ходил кругами, но всё-таки вышел туда. И случайно нашёл свою лужу. Увидел, как туда кто-то провалился.

Очень нескоро подошёл ближе. Дождь всё сыпал и сыпал на голову, на плечи тяжёлые капли. Просто глубокая лужа на асфальте. Она пузырилась под градом водяных снарядов, и чудилось, что в ней растворяется, расплывается какое-то пятно. Тёмное, но дикая уверенность нашёптывает, что оно красное. Стоишь, боишься пошевелиться, как будто кто-то сейчас тебя схватит и начнёт обвинять в чём-то. А может, боишься, что если только двинешься, то потеряешь равновесие и упадёшь. Стоял, пока не кончится дождь. Я научился замирать надолго.

На следующий день пришёл, когда тучи ещё только начали собираться. Посмотреть. Невозможно жить одному с неясным, сумрачным, сжимающим ощущением пустоты внутри. Со стороны глянуть – вроде человек, а на самом деле только оболочка, за которой ничего нет. Как будто вычерпали до дна, и теперь там не осталось ни капли смысла. Все вокруг какое-то стало тусклое, невзрачное. Смотришь в экран, а ничего не видишь; ловишь себя на том, что слушаешь шум падающих капель; где-то в голове. И царапины чешутся. И всё тело ноет, когда в воздухе ощущается запах влаги. Когда вот-вот хлынет дождь. Только тогда обостряются чувства, и действительно хочется смотреть вокруг. Просто смотреть; и почему-то хорошо. Только тревожно. Особенно, когда приходил туда. Но всё-таки приходил. Как призрак наблюдая за своими развалинами.

Когда тот мужик, невзирая на лужи, широко шагал сюда, сразу стало понятно, что всё будет плохо. Он шёл без зонта, с упрямым видом, что-то бормоча себе под нос. Мелькнула мысль, что этот выберется. А значит, будешь не один. Хотя под льющимися потоками различить то место уже было нельзя, оставалось метров двадцать, когда с ужасом дошло, что мужик пьян. Не выберется. Закричал,