Она понимала и признавала важность Исхода как молитвы-движения, как благодарности океану от народа Лонги за то, что он позволил стае выжить. Все телята знали историю о том, как жестокие афалины изгнали народ Лонги из прекрасных родных вод, как стае пришлось долго бродить по океану, преодолевая трудности и неся потери.

Именно это передавал общий круговой танец – каскад вращений, падений и громких плесков – как стае пришлось покинуть безопасность родной лагуны и выйти в безбрежные просторы, таящие множество опасностей. И как потом была найдена нынешняя лагуна, ставшая почти такой же родной, как далекая родина. Ну а потом можно будет снова забыть об этом на целый год и спокойно заниматься своими делами.

Конечно, Эа знала эту историю назубок. Молодежь росла и предвкушала, как летом они выйдут вместе со взрослыми из лагуны в океан. Им не терпелось научиться головокружительным вращениям и потрясающим громким падениям. Да что там говорить: мать Эа умела делать в прыжке по семь оборотов! За вращением следовал удар по воде, нырок и вихрь пузырей. Все это несло определенный смысл для тех, кто наблюдал за танцем из-под воды. Но прежде необходимо настроить тело и душу в унисон с музыкой океана.

Маленькая Эа с восторгом и благоговением наблюдала за тем, как ее мать сверкающей спиралью вылетает из воды. Ей казалось, что ничего красивее она не видела. Мать входила в воду, увлекая за собой стихию воздуха, падения и всплески звучали как рифмы – настоящая водная поэзия!

Теперь, годы спустя, Эа уже не восторгалась; она не хотела повторять эти акробатические этюды и понимать, что ничего не получается.

Вращение во время Исхода иногда повергало участников в транс. Эа много раз наблюдала, как мать приводила в чувство тех, кто соскользнул в это состояние и не мог выбраться сам. По рассказам тех, кто это испытал, им являлись видения и духи предков, а некоторые утверждали, что познали слияние с океаном. Вот они-то чаще всего и не могли вернуться сами. Чтобы эти дельфины, медленно дрейфующие в потустороннем океане, не покинули до времени свои физические тела, их товарищам приходилось собираться вокруг и возвращать их в реальность прикосновениями и словами.

Эа побаивалась своего воображения. Она меньше всего стремилась к пугающим видениям и неконтролируемым переживаниям. Сегодняшняя песня кита – другое дело. Боль эхом отозвалась в ее сознании. Где-то в океане шла своим путем родственная ей душа.

4

Певец

Иногда в океане звучала томительная песня кита – вот и Эа недавно слышала ее, но никто из дельфинов архипелага никогда его не видел. Архипелаг оказался в фокусе его огромной орбиты, и только по мощи его баритона становилось понятно, что кит происходит из семьи полосатиков. В его благородном роду были синие киты, финвалы, малые полосатики, серые киты, южные киты и горбачи, к которым относился он сам. Так что незримый певец представлялся Эа зрелым самцом в расцвете сил, вес его составлял более тридцати тонн – по одной на каждый прожитый год. Вместе с огромными грудными плавниками он достигал пятидесяти футов в поперечнике. Но среди выдающихся родственников-певцов Полосатик был изгоем.

Никто не хотел слушать его новую песню, так не похожую на традиционные мощные баллады. Ни один самец из его соплеменников никогда не подражал ему в знак одобрения, и ни одна самка не ответила сладкозвучным призывным мычанием. Песня стала делом всей его жизни, он потратил годы на ее создание, в ней были тщательно выверены малейшие звуковые колебания, точнейшим образом определена протяженность каждого звука. В ней неразрывно сплелись разные темы, и теперь родился песенный цикл длительностью до трех бессонных восходов. Даже после этого Полосатик продолжал совершенствовать тембр и октавы своего раскатистого бас-баритона, исходившего из глубины огромного тела, и переходы к более высоким тонам, которые он умел испускать из собственной головы, как звуковые лучи.

Впрочем, это все неважно. Много лет страстный артист в нем продолжал экспериментировать, пытаясь подобрать лучшее звучание для своей песни в надежде, что это наконец позволит ему связаться с теми, чьи жизни он пытался спасти.

В конце концов пожилой, мудрый и страдающий кит, которым он стал годы спустя, пытался примирить художника, жившего внутри него, с истиной, которая давно ему открылась. Боли не хотел никто, ни в виде песни, ни в какой другой форме. Соплеменники бежали от него, а он все пел: чтобы предостеречь их и направить в безопасное место.

Задолго до рождения Эа, до того как Лонги были вынуждены бежать и наслаждались жизнью у себя дома, Полосатик и вся его большая семья с удовольствием странствовали от южных холодных вод к теплым тропическим нерестилищам. Толпы горбачей бродили по одним и тем же певчим тропам, желая повидаться с друзьями и родственниками и посмотреть на забавы молодых.

Полосатик уже достиг совершеннолетия, на его грудных плавниках поселились маленькие колонии острых ракушек. Он знал, что они полезны для брачных битв, но ему не нравились конфликты. Понаблюдав за схватками самцов, он удивился, почему бы им просто не петь получше. Самкам всегда нравились хорошие песни, и с юных лет Полосатик привык развлекать членов семьи вокальными упражнениями. С возрастом его диапазон увеличивался, но сохранял легкий тон, и он возлагал надежды на то, что со временем станет Певцом Океана. Эту ежегодную почетную награду присуждали самцу любого вида, чей песенный цикл становился самым популярным. В этом и заключалось удовольствие на певческих путях: послушать, как претенденты на звание развлекают неторопливо плывущие стаи.

Молодой Полосатик как раз работал над собственной версией традиционной арии, когда семья пересекла знакомые течения, за которыми, собственно, и начинались тропики. До архипелага, где обычно размножались киты, оставалось совсем немного. Волнение нарастало. Уже готовые к брачным играм самки проталкивались вперед, холостяки скромно держались позади, старейшины традиционно занимали место в середине. В общем гомоне невозможно было сосредоточиться и правильно выстроить свою партию. Полосатик отплыл в сторону.

Он чувствовал, как от группы женщин впереди, матерей и бабушек, исходит мирное ощущение довольства. Они упоенно болтали – еще бы, ведь не виделись целый год. Он слышал вскрики молодых китов, копивших тепло, чтобы согреть благосклонных самок. И все-таки вокруг было слишком шумно. Он двинулся дальше.

А потом раздался незнакомый звук, такой мощный, что поглотил все другие звуки, а через мгновение последовал могучий удар. Что-то огромное неслось на них, направляясь прямо в гущу китов. Безликий металлический зверь