Лгали, лгали, лгали… Все лгали. Женя почувствовала, что она осталась одна-одинешенька в этом городе, если не считать, конечно, сына. Никто ей не поможет. Мужнины коллеги как сквозь землю провалились, с тех пор как Игоря арестовали, никто и не позвонил даже. Хотя в лучшие времена были очень даже любезны с ней, приходили в гости, приносили цветы и шампанское…

Ложь. Все одна большая ложь!

Телефонный звонок раздался так неожиданно, что Евгения вздрогнула. У нее оборвалось сердце, застучала кровь в висках.

– Да? – торопливо проговорила она, прижимая к уху разбитую трубку.

И сразу же, как только поняла, кто и зачем звонит, ее охватило досадное, до слез, разочарование.

И как это у людей хватает совести беспокоить по таким пустякам? Ведь все знают о ее горе…

Звонил сосед из третьего подъезда, просил выйти во двор и забрать молоток, который он пару месяцев назад одолжил у ее мужа…

– Пусть останется пока у вас, я в другой раз заберу, – ответила Евгения и бросила трубку, но через пару минут телефон зазвонил снова.

– Да вы пьяный, что ли? – крикнула она, услышав тот же голос. – Что это вам приспичило? Плевать мне на молоток, отстаньте, я уже сплю!

После четвертого звонка она с изумлением поняла, что настырный сосед просто так не отцепится. Он спокойно, раз за разом убеждал ее выйти во двор за молотком…

– Ладно, я сейчас оденусь и выйду, – наконец согласилась Женя. – Подождите возле подъезда.

Когда она вышла на крыльцо, то в свете фонаря увидела внизу темную мужскую фигуру.

– Это вы звонили? – крикнула она, плотнее запахивая полы шубы. – Давайте скорее, холодно.

Мужчина не вышел из тени, но обернулся и посмотрел в ее сторону:

– Евгения Павловна?

– Да.

Внезапное предчувствие заставило ее спуститься со ступенек и подойти поближе. Тапочки проваливались в рыхлый снег, но Евгения забыла обо всем на свете.

– Я Евгения Павловна, – тише повторила она, рассматривая незнакомца.

Молодой человек старательно скрывал свое лицо. Черная спортивная шапочка была надвинута на брови, нос и подбородок он прятал в высоко поднятом воротнике куртки.

– Я не мог с вами иначе связаться, ваш телефон прослушивается, – пробормотал молодой человек, протягивая Евгении молоток. – Берите и делайте вид, что мы с вами знакомы. Это ваш муж просил передать.

Незнакомец быстрым шагом пошел прочь и скрылся за дверью третьего подъезда.

Дрожа не от холода, а от волнения, Евгения вернулась в квартиру. Опустив жалюзи на кухонном окне, она села за стол, положила на стол молоток и попыталась разобраться, что к чему. Молоток, который передал ей незнакомый доброжелатель, казался самым обычным хозяйственным инструментом. Его деревянная ручка для большего удобства была обмотана слоем синей изоленты.

Повертев инструмент в руках, Трегубова не нашла никакой зацепки. Понятно, что это не просто молоток, что должно быть какое-то сообщение… Или знак. Только где? Почему молоток? Трудно подыскать что-либо более неподходящее для передачи…

Она думала и автоматически ковыряла ногтем верхний слой изоленты. Вот отлепился край. Евгения потянула за него и стала разматывать ленту метр за метром… Под последним слоем она заметила крошечную бумажную трубочку.

Записка!

Трясущимися от страха и волнения руками она разглаживала и разглаживала бумажку. Слезы застилали глаза. Долго она не могла разобрать, что там написано. На клочке бумаги размером с почтовую марку микроскопическими буковками было написано:

«Женя! Спрячь Лешку и дуй в Москву. Вытаскивай меня! Игорь».

Почерк мужа… Его бы Женя узнала из миллиона других. Это был крик о помощи.

Евгения не знала, сколько времени просидела она неподвижно, прижав ладони ко рту и уставившись на записку полными слез глазами.

Ее муж был сильным, очень сильным человеком, порой даже жестким. Меньше всего он когда-либо нуждался в ее помощи. Наоборот, Женя всегда пользовалась его опекой и поддержкой. Она привыкла чувствовать себя за плечами мужа, как за каменной стеной.

И если Игорь просит вытащить его, значит, все очень плохо. Гораздо хуже, чем ей казалось. Хуже некуда… Значит, у него вся надежда только на нее.

А она… Что же она может сделать? Что? Уже не осталось чиновничьего кабинета, где бы она не побывала, где бы не умоляла, доказывала, требовала, плакала…

– Мама, ты опять плачешь?

Сын обнял ее за шею.

– Не буду больше, – поспешно вытирая глаза и пряча в кулак записку, сказала Евгения. – А ты что не спишь?

– Мне одному страшно, – признался Лешка. – Почитай мне на ночь.

– Хорошо, беги в кровать, а то замерзнешь. Я сейчас приду.

Когда сын ушел, она снова свернула записку и, поискав глазами надежное место, спрятала маленькую трубочку в одну из жестяных коробок с крупами…

На следующий день Женя отправила сына в Саратов, к бабушке.

Прощаясь с матерью на вокзале, Лешка излучал восторг. Он никогда еще не путешествовал самостоятельно на поезде, и радость от внезапных каникул омрачало только одно обстоятельство – дома у бабушки не будет компьютера.

– Мам, как ты думаешь, в Саратове можно будет у кого-нибудь найти приличный компьютер? – в сотый раз спрашивал мальчик, вертясь на своей полке в купе. – Я на всякий случай взял все свои игры. – Он тяжко вздохнул и добавил: – Те, что остались после обыска…

Евгения попросила проводницу присмотреть за сыном.

– В Саратове его обязательно встретят, я уже договорилась. Ну пока, Лешенька! Дай маме тебя поцеловать.

Мальчик насупился, но вытерпел «слюнявые нежности».

«Мне необходимо с кем-то посоветоваться!» – думала Женя, провожая взглядом удаляющийся состав и медленно возвращаясь по перрону на привокзальную площадь.

«С кем-то из друзей Игоря. Сама я представления не имею, куда мне обращаться в Москве! Да-да, обязательно необходимо посоветоваться».

С вокзала она отправилась в центр города.

Серое казенное здание РУБОПа, расположенное рядом с суворовским училищем и местным отделением ФСБ, почти закрывали густо посаженные голубые ели. Напротив здания, на гранитном постаменте, задрав залитое свинцом дуло, возвышался танк времен Отечественной войны – произведение местных оружейников.

Евгения подошла к дежурному и попросила его позвонить по внутреннему номеру.

– Полковник Заметалин? Это Евгения Трегубова, здравствуйте. Можно с вами сейчас встретиться? Да, я внизу на вахте.

Через полчаса ей выписали пропуск.

Она поднялась по знакомой лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, вошла в кабинет.