Намного важнее, что согласие на это предложение избавит Кресси от необходимости пропустить седьмой сезон и томительно ждать, пока отец будет заниматься устройством ее брачного союза. Пока он оставлял без внимания объявления на первой полосе «Морнинг пост» с намеками на потенциальных кандидатов, но кто знает, на что он может пойти, если потеряет терпение. Дочь непримечательной внешности, но отличного происхождения и со связями в дипломатических кругах предлагается целеустремленному мужчине с приемлемой родословной и политическими устремлениями, предпочтительно члену партии тори. Можно рассмотреть и кандидатуру члена партии вигов. Ремесленников и прожигателей жизни просим не беспокоить.

Думая об этом, Кресси понимала — подобный вариант вполне возможен, поскольку лорд Армстронг без устали твердил, что она не наделена ни умением держаться, ни красотой сестер. То обстоятельство, что она обладает умом, нисколько не тешило Кресси. Она вспоминала, сколь глупо вела себя, когда потерпела полное фиаско во время третьего сезона, пожертвовав Джайлсу Пейтону одно из достоинств, пользующихся большим спросом на рынке невест.

Кресси вздрогнула, ведь тогда она решилась на столь опрометчивый шаг и чувствовала себя униженной даже сейчас, вспоминая об этом. То была катастрофа с любой точки зрения, кроме одной, — ей удалось сохранить репутацию, несмотря на потерю девственности. Ее любовник и суженый тут же поступил на военную службу и был таков, оставив ее одну перед свершившимся фактом.

Попытки отца выдать ее замуж во время недавних лондонских сезонов граничили с отчаянием, но он продолжал вынашивать свои планы с неослабевающим рвением. Считал, что и сейчас ловко управляет дочерью, но если Кресси не раскроет своих карт, ей вполне удастся отплатить ему той же монетой. Она чуть приободрилась, не зная, произошло ли это от удовлетворения собой или уверенности в собственных силах, но такое ощущение ей нравилось.

— Ладно, отец. Я поступлю как ты просишь, займу место гувернантки для мальчишек.

Кресси старательно говорила ровным голосом, ибо намек на то, что она охотно идет ему навстречу, был бы грубой тактической ошибкой. Похоже, она выбрала правильный тон вынужденного согласия, ибо лорд Армстронг резко кивнул:

— Конечно, мальчикам до поступления в Харроу не обойтись без настоящего преподавателя, но пока, надеюсь, можно положиться на то, что ты сумеешь обучить их азам математики, латинского и греческого языков.

— Азам!

Видя, что его замечание попало в цель, лорд Армстронг улыбнулся.

— Крессида, я знаю, ты считаешь свою эрудицию выше того уровня, который требуется моим сыновьям. Это моя ошибка. Я чрезмерно балую своих детей, — сказал он совершенно искренне. — Мне надо было давно положить конец твоим занятиям. Вижу, ты укрепилась во мнении о высоком собственном интеллекте. Неудивительно, что тебе не удалось найти себе жениха.

Неужели это правда? Неужели она самодовольна?

— В следующем году, — непреклонно продолжил лорд Армстронг, — когда удастся сбыть Корделию с рук, я рассчитываю на то, что ты согласишься на первое предложение брака, который я устрою. Это твой долг, и я надеюсь, ты выполнишь его. Тебе это понятно?

Кресси всегда давали ясно понять, что ей, дочери и просто женщине, полагалось подчиняться, но отец никогда раньше не говорил об этом столь понятно и без обиняков.

— Крессида, я задал вопрос. Ты меня поняла?

Она молчала, испытывая горькую обиду и бессильный гнев. Молча же поклялась, что в этом году найдет способ, любой способ, как скрыть от отца ужасную и позорную правду о том, что она заигрывала с Джайлсом, твердо решила остаться старой девой и обрести положение совершенно независимой и самостоятельной женщины. Кресси сердито взглянула на отца:

— Я тебя очень хорошо поняла.

— Отлично, — ответил лорд Армстронг с раздражающим спокойствием. — А теперь перейдем к другим делам. Ах… — Отец умолк, когда стук в дверь возвестил о прибытии дворецкого. — Наверное, он уже пришел.

— Синьор ди Маттео дожидается приема к его светлости, — произнес дворецкий.

— Это тот малый, который пишет портреты, — как бы невзначай сообщил он дочери, будто речь шла о самом обычном деле на свете. — Крессида, ты избавишь свою мачеху и от этой обузы.

Здесь явно произошла какая-то перебранка, ибо атмосфера в кабинете чуть не искрилась от напряжения, когда Джованни вошел следом за величественным дворецким лорда Армстронга. Слуга либо не заметил напряжения, либо, что вероятнее, как полагается английской прислуге, вышколенной ничего не замечать, объявил о приходе художника и удалился, оставив Джованни наедине с двумя воюющими сторонами. Одной из них, очевидно, был лорд Армстронг, его клиент. Другой — женщина, лицо которой скрывала масса непослушных локонов. Она стояла, вызывающе скрестив руки на груди. Художник почти ощущал затаенное внутри ее недовольство, угадал по ее прикрытым глазам, что та пытается скрыть собственную ранимость. Подобное умение владеть чувствами заинтриговало его, ибо это требовало, как он мог сам подтвердить, длительной практики. Кем бы ни была эта женщина, речь не шла о типичной жеманной английской розе.

Джованни небрежно поклонился, не ниже, чем положено. Одно из преимуществ его успеха заключалось в том, что ему не надо было изображать почтение. По привычке он оделся без роскоши, даже строго. Сюртук с высоким воротником шалькой и широкими полами сошел бы за последний крик моды, если был бы не черного, а любого другого цвета. То же можно было сказать о его застегнутом на все пуговицы жилете, брюках и начищенных до блеска ботинках с тупыми носами. Все это было монотонного черного цвета, на фоне которого аккуратные рюши безупречной рубашки и тщательно завязанного шейного платка сверкали невероятной белизной. Художника забавляла возможность создать столь яркий контраст, ведь его высокородные модели ожидали, что перед ними явится престижный живописец, тем более итальянец, в ярком платье. Глядя на него, могло показаться, будто он носит траур. В последнее время у него и самого не раз возникало подобное ощущение.

— Синьор ди Маттео. — Лорд Армстронг отвесил еще более небрежный поклон. — Разрешите представить мою дочь леди Крессиду.

Дочь бросила на отца полный яда взгляд. Тот ответил едва заметной улыбкой. Как бы там ни было, Джованни предположил, что это очередная стычка между ними. Он поклонился еще раз, на этот раз более искренне. Заглянув в лазурно-голубые, точно Средиземное море, глаза, художник заметил, что те отличаются ярким блеском.

— Миледи.

Она не присела в реверансе, протянув художнику руку:

— Здравствуйте, синьор.

И крепко пожала ему руку, однако ее ногти были в ужасном состоянии, обгрызенные до крови. Кожа у краев кровоточила. На слух ее голос показался ему приятным, гласные звучали четко и ясно. У него возникло впечатление, что эти глаза под нахмуренными бровями излучают острый ум, хотя она и не была красавицей. Ужасное платье, сутулая поза, отрешенный вид, пока леди Крессида сидела, говорили о том, что она культивирует простоту. Несмотря на все это… или, возможно, благодаря этому… ему показалось, что у нее интересное лицо.