Кстати, «путинское большинство» после 11 сентября было объявлено политологом Глебом Павловским распущенным. Опору предлагалось делать на эфемерное «гражданское общество» — концепт, созданный противоречивой группой либерал-атлантистов, подкрашенных смутной и бледной квазипатриотической риторикой, представляющий чуждое для России явление, о реальной опасности которого речь пойдет чуть дальше. Это «гражданское общество» мало обнадеживает как в моральном, так и в электоральном смысле. Вместо народного Президента кое-какие силы пытались сделать из Путина искусственного и неорганичного «эрзац-президента».

Я же всегда предполагал, что баланс Путина будет находиться в рамках безусловного евразийства между двумя полюсами — евразийством левым (социалистическим) и евразийством правым (либеральным). Позже оказалось, увы, что атлантистские тенденции в руководстве страны все же изжиты не до конца… Однако нельзя сказать определенно и о том, что Путин решительно положил вернуться к ельцинизму — к тому, от чего начал свой сложный и опасный путь. Седьмой подвиг Геракла, состоящий в доведении до ума шести предыдущих, пока не осуществлен, это приходится признать. Из-за этого вся ситуация так и оставалась совершенно неустойчивой — шаги в сторону США были зыбки по той причине, что США, по определению, не имеют позитивного геополитического сценария для России. Хорошая Россия для США — это ослабленная, съежившаяся, чахлая, расчлененная Россия, фактически мертвая, по выражению Збигнева Бжезинского — «черная дыра». Поэтому атлантистский курс обязательно привел бы в тупик, а его губительность и непопулярность проступают и осознаются Путиным все отчетливее. А значит, неизбежным стало и обращение к евразийству. Я полагал, что это должно было бы произойти гораздо раньше — органично и последовательно, но история не знает сослагательного наклонения. Мы имеем то, что имеем. Реальность подправила наши прогнозы относительно подвигов. Уже сейчас ясно, что Путин не использовал отпущенное первым президентским циклом время для последовательного и однонаправленного проведения евразийских реформ — осуществления всех двенадцати подвигов. Подводя общий баланс деятельности Путина в этот период с евразийских позиций, приходится констатировать следующее: оперативно осуществив ряд решительных евразийских шагов, Путин столкнулся с отсутствием у евразийства достаточной консистенции — как в кадровом, так и в идейном, как в организационном, так и в презентационном смыслах, и под возросшим давлением атлантизма последовательно провести евразийскую линию не смог. Понятно, что, ясно осознавая вызов евразийства своей планетарной доминации, США не сидели сложа руки. Но Москва обязана была к этому подготовиться.

Констатируя все это, хочу заметить: евразийцы отнюдь не отказались от своих надежд на Владимира Путина, не оставили своей борьбы за него. Вместе с тем открылись новые горизонты для тяжелой и сложной работы. Канатоходческий этап оказался тупиковым. При отсутствии прочного и надежного фундамента — теоретического, политического, организационного, административного, экономического — евразийские реформы Путина не имеют шансов осуществиться. Значит, нам предстоит работать все это время, засучив рукава — работать на Путина, во имя Путина, чтобы он оставался подлинно народным и опирающимся на «евразийское большинство».

В год 1999-й через семь месяцев с небес снизойдет великий Король Ужаса: чтобы воскресить великого Короля Ангулемского, после того, как Марс изрядно повластвует.

(Мишель Нострадамус)

Вместо «великого царя ужаса» 11 августа 1999 пришел Путин.

(Александр Дугин, «Новогоднее обращение Арктогеи», 31 декабря 1999 г.)

Основная направленность моей деятельности состоит в эксплорации онтологии — меня интересует область смыслов, узлов бытия, парадигм, которые проявляются повсюду и во всем. Можно сказать, что я философ-онтолог. Все остальное — социология, история религий, геополитика, политология, культурология, литературоведение и т. д. проистекает из онтологии.

Долгие годы усилий мои выстраданные, кровью давшиеся, отвоеванные огромной ценой идеи на каждом шагу разворовывались шайками интеллектуальных шакалов и мэйнстимных плагиаторов. Эти годы не принесли мне ничего, кроме потоков критики, замалчиваний, оскорблений и грязи. Я не добился ничего из того, чего добиваются обычно ценой несопоставимо меньших усилий вполне посредственные социальные середнячки.

В этом контексте власть я также понимаю по-византийски, как своего рода имманентный абсолют. Любая власть от Бога. Но не всегда это добрая весть от Бога. Иногда злая власть дается людям как проверка на истинную богобоязнь, как искушение. И тогда, следуя за святым Иосифом Волоцким и протопопом Аввакумом, надо сказать злой власти — «нет», — вплоть до цареубийства, если царь отрекается от Веры, от священного наследия «преподобных и богоносных отец наших». Но, будучи и злой, сатанинской, власть остается все равно священной, сакральной, только сакральной негативно. Именно исходя из этого я изначально оценивал появление Владимира Владимировича Путина. Все, что он говорил и делал, идеально соответствовало реалиям современной России, все представляло собой правильный курс для нашего спасения, для спасения Родины. Путин — идеальный правитель своего периода. Но он и трагическая фигура. Жуткое окружение, обессиленный народ, море подлых червей, запакостивших все пространства для движения… А он методично и упорно, шаг за шагом чистит все это тяжелое наследие. Он совершает алхимическое деяние по превращению черного в белое. И пусть пока все только посерело, это начальный этап. Так начинается заря. «Заря в сапогах»[1]. Я верю в Путина, целиком и полностью его поддерживаю. То, что Ельцина сменил именно он, это промысел. Лучшего нельзя было предположить. Хотя порой кажется, что та евразийская позиция, о которой мы говорим применительно к Путину, была бы воспринята любым или практически любым преемником Ельцина. И даже поздний Ельцин мало-помалу, загогулинами, зигзагами, эволюционировал в этом направлении.

Евразийство неизбежно. Рано или поздно это признают все. Но Путин говорит этой главной тенденции сердечное «да», не пытаясь вилять и приспосабливаться. С открытыми глазами, не мигая, прислушивается он к зову нашей истории, старательно силится уловить его. Даже если где-то его занесет не туда, это можно и нужно простить. Путин ищет путь из бездны, de profundis clamavit, «из глубины воззва»…. У него грустные глаза, как говорит Мамлеев[2]. Значит, он не потерял нить бытия, значит, он немножко онтолог… Любой бы был немного «путиным» на месте Путина. Но я рад, что Путин, наш Путин — настоящий. Похоже, он из потомственных старообрядцев. Известен мистический дневник староверки Анны Путиной, знаменитые древнерусские иероглифы, прикровенно повествующие о грядущей тайной судьбе России и о конце времен. Все сходится…