Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это что же такое творится, Михаил Аркадьевич? – спросил Власовский, подставляя ветру спину, а лицо своему подчиненному.
Вопрос ответа не требовал. Статский советник Эфенбах знал наверняка – потому что изучил повадки обер-полицмейстера Москвы как капризы своей жены. Сделав карьеру, какой позавидовал бы любой чиновник, а тем более человек с особым происхождением, доставшимся от родителей, он умел понимать желания начальства и подстраиваться к ним. Потому добрался до почетной и опасной должности начальника сыскной полиции Москвы и удержался на ней.
– Как же понимать, до чего довели мы нашу Москву-матушку родимую? – продолжил Власовский.
Лицо Михаила Аркадьевича выражало суровую готовность защищать Москву до последней капли чернил. При этом перебирал в памяти, что могло так больно ранить обер-полицмейстера. Судя по сводкам, в городе не случилось ничего из ряда вон выходящего: обычные кражонки, несколько несчастных случаев, парочка убийств, уже раскрытых приставами без помощи сыска. Ничего, чтобы смутить дух Власовского в чудесный апрельский день.
– Как могли допустить эдакую мерзость!
Тут Власовский взял со стола газету, «Московский листок», как успел заметить Эфенбах, брезгливо встряхнул, отчего листы хрустнули, и перевернул на последнюю страницу, где печатались объявления частных лиц.
– Ознакомлен с этой пакостью? – Палец обер-полицмейстера указывал на объявление, выделенное жирной рамкой. Признать, что утренние газеты он читал не раньше обеда, Эфенбах не мог.
– Возмущению подобно есть как непостижимо! – ответил он одним из своих блистательных оборотов речи, какие приводили в трепет образованных личностей, а начальство ставили в тупик.
Власовский ничего не понял, но уверился, что начальник сыска разделяет его возмущение.
– Ты только вслушайся! – согнув газету пополам, он приблизил лист к носу, подтвердив подозрения Эфенбаха: полковник слеп, но очки надевать считает невозможным. Ну конечно, начальству носить очки постыдно. Открытие Михаил Аркадьевич спрятал поглубже, почтительно склонил голову и подставил ухо. Хотя слышал отлично. Как и видел.
– «Письмо женихов невестам Москвы», – прочел Власовский тоном, каким зачитывают указ о начале эпидемии холеры. – «Невесты Москвы! Мы, образованные и интеллигентные женихи, собрали собрание с тем, чтобы вынести резолюцию и довести ее до всеобщего сведения. Сим доводим до вас наше общее мнение: вы вздорные, капризные, избалованные создания, которые воспитаны вашими матушками в безделье и лени. Вы думаете только о развлечениях и балах, ваши желания не выходят дальше модного платья и украшений, ваша образованность нужна, чтобы читать слезливые романы и бренчать на пианино модные песенки. Вы пустые и бесполезные создания, которые не могут стать достойными женами. Вы не умеете сносить тяготы жизни и быть надежными товарищами своим мужьям. В ваших прекрасных головках гуляет ветер и посеян вздор. Вам нужны только деньги и богатство. Вы не умеете обращаться по дому и вести хозяйство в ограниченных средствах. Вы умеете лить слезы, падать в обморок и мучить истериками. Брать вас в жены мы более не намерены. О чем сообщаем вам и всех друзей наших призываем последовать нашему примеру. Лучше жениться на горничных и кухарках, чем жениться на вас. Таково наше решение. Примите уверение в нашем полнейшем почтении»…
Отбросив газету как источник заразы, обер-полицмейстер скрестил руки. Лицо его покрыла глубокая печаль.
– Вот натворили, – проговорил он, что не сулило авторам письма ничего хорошего.
– Угодили гвоздем под дых! – поддержал Эфенбах одной из своих поговорок, приводивших в оторопь знатоков фольклора. И не только их…
– И когда? В такой момент… В сезон свадеб… Сколько горьких слез невинных девиц уже пролито… Сколько сердец разбито вдребезги этим пасквилем…
– Уму нерастяжимо! – искренно согласился Михаил Аркадьевич.
А между тем он думал: с чего вдруг такая тревога? Не революционное воззвание, не прокламация, не листовка. Чья-то не слишком умная шутка. Кто-то захотел подразнить девиц. И это удалось. Наверняка Власовский с утра пораньше получил несколько истерических писем от мамаш, выдававших своих дочек замуж и схлопотавших эдакую смачную пощечину. Причем мамаш столь высокого положения, что не заметить их жалоб Власовский не мог. Михаил Аркадьевич имел предположение, кто именно постарался: в Москве всем известно, кто женится, а кто собрался замуж. С другой стороны, лично его вины никакой: цензурой сыск не занимается. Одним словом, правильное письмо. В самое сердце ядовитым змеям попали…
– И с какой наглостью! – сказал Власовский, тыкая указательным пальцем в газету. – Эко вот подписались мерзавцы: «Клуб веселых холостяков»…
– Несть мерзости сей! – согласился Эфенбах. И подумал о странности жизни: за невест переживал одинокий холостяк, никогда не имевший жены, детей и даже кухарки. Обеды и то доставляют ему в кабинет прямиком из ресторана…
– Так что вот, Михаил Аркадьевич, найди мне этих шутников прытких, доставь в целости и сохранности… А я уж побеседую с ними по-свойски… Издатель газетенки свое получит, сейчас сам прибежит…
Кулак Власовского припечатал невиннейший «Московский листок». Эфенбах окончательно убедился: невеста из высших сфер узнала свой портрет и закатила скандал мамаше. Та, в свой черед, подняла настроение обер-полицмейстеру. А теперь сыск будет ловить шутников.
– Чтоб в два дня сыскал смутьянов, – потребовал обер-полицмейстер. – Повеселятся они у меня… Навсегда запомнят, как город баламутить и невинных девиц обижать…
Михаил Аркадьевич не стал спорить, насколько девицы невинные, и кто кого обижает – еще большой вопрос. Приказ он принял как неизбежное зло, обещав Власовскому бросить все силы на розыск злодеев. Которым искренно сочувствовал. Под большим секретом, разумеется…
* * *
Важным недостатком Агаты Кристафоровны, который она с сожалением признавала, была истинно материнская любовь к единственному племяннику. Главным же достоинством, в котором постоянно убеждалась, была правота мадам Львовой в любых обстоятельствах и жизненных случаях. Особенно в тех редких, когда оказывалась целиком не права. Такую уверенность укрепляло мастерство разгадывать ребусы, шарады и математические задачки. Не может дама, отлично владеющая логикой, делать ошибки. Ну не может, и все тут…
Наблюдая, как обожаемый племянник с аппетитом поедает завтрак, приготовленный волшебными руками Дарьи – кухарки, горничной и всем прочим в доме, тетушка раздумывала, как бы выбраться из щекотливой ситуации.
Не так давно она составила блестящий план, который должен был завершиться полной победой, то есть свадьбой. Все рассчитала точно, с учетом характера племянника. Но вместо радостных хлопот на Красную горку, беготни по модным салонам и магазинам, о которых Агата Кристафоровна давно мечтала, получила неженатого племянника, бесцеремонно поедавшего завтрак. С этим она готова смириться. Хуже был полный и окончательный крах надежд увидеть Агату Керн своей невесткой. При этом тетушка отказывалась признать настоящего виновника катастрофы, в которой пострадали все. Но и сделать вид, что ничего не случилось, тоже не могла.