За ним, не в пример аккуратнее, двигалось четверо рядовых, с явной жалостью посматривающих на своего командира. Ну а что им делать? Советы давать, влезая поперек батьки? Так глупо. Да и зачем? Видно же, что он хоть и в офицерском чине[1], но человек всецело гражданский, мало того, паркетный.

– Господин прапорщик, – громко спросил поручик, выходя из-за дерева. – Куда вы так спешите? Уж не к даме ли сердца? Но тогда я смущен. Где же ваши цветы?

– О господи! – выдохнул прапорщик и остановился, переводя дух, буквально привалившись к ближайшему дереву. – Слава богу! А я уж грешным делом думал, что мы одни тут остались.

– О, не переживайте. После разгрома корпуса в округе масса наших. Одна беда – слоняются они бесцельно. Словно подражая броуновскому движению.

– Да, да, – охотно согласился прапорщик, продолжая попытки восстановить дыхание. – Вы правы. Совершенно бесцельно. Ах! Простите мою невежливость! Хоботов, Лев Евгеньевич.

– Здравия желаю, – вполне искренне улыбнувшись, козырнул Максим, едва сдержавшись от бурной реакции. Какой персонаж! – Увы, рекомендоваться в ответ не имею возможности. Контузия. Даже имя свое только с портсигара вычитал.

– Боже! – ахнул прапорщик. – Что, не помните?

– Ни своего имени, ни матери, ни отца. Ничего. Никаких сведений. Даже зацепиться не за что. Считайте, что я сегодня родился на свет.

– А ваши люди, они разве вам не подсказали?

– Я принял над ними командование. Вероятно, до контузии мы не встречались.

– Печально… очень печально… – очень искренне произнес этот офицер. – Как же мне к вам обращаться?

– Максим… хм… пусть будет Федорович[2]. Если бы не Божье провидение, то контузия могла закончиться и чем-то более страшным. Не самый дурной вариант вышел. Потом, надеюсь, разберусь, а пока пусть так.

– Максим Федорович, – соглашаясь, кивнул прапорщик и поинтересовался: – Вы говорили о цели. Куда вы идете?

– Немцев бить, – незамысловато пожал плечами поручик.

– Вы серьезно? – удивился Хоботов.

– Конечно. Мы в тылу врага. Он не ожидает того, что мы станем с ним драться. Вот и удивим его от всей души. Помните, что сказывал про это Александр Васильевич Суворов?

– Про удивление врага? Удивишь – победишь!

– Так точно. Немного надежды на успех, но это все лучше, чем пытаться пробиваться через боевые порядки немцев. 1-й корпус генерала Франсуа, не ландвер. Это серьезные кадровые части. Выучка на уровне, как и дисциплина. Там нам делать нечего. А вот тылы у них совершенно беззащитные. Полагаю, вы не откажетесь поучаствовать в этом небольшом променаде?

– Разумеется! – живо откликнулся прапорщик, отчего Максим едва сдержался, чтобы не скривиться.

В принципе, человек этот, Хоботов, был хороший. Но в нем настолько сквозило махровой интеллигенцией, что поручик просто не понимал, что с ним делать. Каждый из рядовых, что Лев Евгеньевич вел за собой, был полезнее и нужнее его лично. Он был балласт. Проблемный балласт…

Восстановив ордер с передовым дозором и двумя фланговыми заставами, увеличившийся в размерах отряд продолжил движение в сторону позиций пулеметной роты. А Максим попытался узнать, что же это ему за кадр попался.

Особенно выспрашивать ничего и не требовалось. Прапорщик был явно большим любителем поболтать. И очень быстро выяснилось, что да, Лев Евгеньевич Хоботов был вполне себе обычным классическим интеллигентом. Окончил философский факультет Императорского Санкт-Петербургского университета. По идеологическим соображениям отправился в армию вольноопределяющимся, ну а там, после полутора лет службы, сдал экзамен на младший офицерский чин. Но уйти в запас не успел. Война началась. Так в армии и остался свежим, только что испеченным прапорщиком. Прямо с пылу с жару.

Служба никак на него не повлияла. Видя, какой субчик к ним пожаловал, офицеры не стали над ним измываться и посадили при штабе. Благо что для грамотных людей бумажная работа всегда найдется. Вот и высидел Лева свой срок. А что там в поле с солдатами нужно делать – так и не узнал…

И смех, и слезы.

Одно радовало. Солдаты, что с ним шли, немного повеселели. Видимо, надежды на успех при таком предводителе было у них немного. А Максим хоть и контуженый, но уверенности внушал побольше.

– Ваше благородие, – тихо произнес младший унтер-офицер. – Мы подходим.

– За этим перелеском?

– Так точно. Полагаю, что там.

– Привал, – подняв руку, произнес Максим. – Федот Евграфович, – обратился он к унтеру. – Прогуляйся. Посмотри, что к чему. Только тихо. И как в прошлый раз кустами не шевелите. Понял приказ?

– Так точно! Тишком разведать обстановку.

– Верно. Исполняй.

Сказал поручик и проводил удаляющегося унтера взглядом. В принципе, он мог бы с Васковым и в более холодном стиле общаться. Почему нет? Напустить на себя маску высокомерного быдла несложно. Но крест за Японскую войну не позволял. На нижние чины награды редко проливаются благодатным дождем, чай, не августейшей крови князи, которым за что ни попадя «висюльки» раздают. Пил чай в сотне верст от фронта – уже храбрец. В десяти? Герой! А вот если Федот получил крестик, то точно не просто так. И с ним уже язык не поворачивался вести себя по-хамски. Нет, до панибратства скатываться он не собирался, но без уважения не получалось.

Пока появилась передышка, Максим выставил охранение и велел остальным перемотать портянки, привести себя в порядок и проверить оружие. Мало ли бой?

Хоботов приказ проигнорировал.

Этот удивительный кадр, наткнувшись на кого-то образованного, присел Максиму на уши. Плотно так.

И ладно бы по делу присел. Так нет. Метафизикой стал грузить, из-за чего остро захотелось дать ему в морду. Просто чтобы заткнулся и занялся делом.

– Вы не согласны со мной? – словно почувствовав это растущее раздражение, поинтересовался Лев Евгеньевич.

– Что вы знаете о научном методе? – хмуро поинтересовался Максим.

– Что, простите?

– Чем отличается наука от досужей болтовни?

– О! Это очень интересный вопрос! Вы понимаете…

– Я, – очень жестко произнес Максим, – понимаю.