Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И говоря он, я имею в виду Егора Громова. Звезда хоккея, без пяти минут чемпион высшей лиги и отец моего еще не родившегося ребенка. Нет, не быть ему отцом! Я не собираюсь открывать ему свою тайну, да и вряд ли ему интересна моя жизнь.
Прекрасно помню, как Егор вычеркнул меня из нее, даже не удосужившись объясниться. Сначала прислал сообщение о том, что все кончено, а чуть погодя его отец объяснил мне, что я мешаю будущему Егора. Смешно — чемпиону не хватило смелости сказать мне самому, глядя в глаза.
Моя подруга, Катька, не раз меня предупреждала, что я для Громова всего лишь временное увлечение. Но я отрицала ее слова, всегда защищала Егора. А каким взглядом он смотрел на меня! Неужели врал, глядя в глаза?
Тут же сама себе отвечаю на вопрос. Врал.
А потом, спустя некоторое время после нашего расставания, я узнала о своем интересном положении. Две полоски на тесте ясно говорили о том, что я… круглая дура, что вляпалась по уши и, кажется, пустила жизнь по избитому сценарию. По тому самому, где главная героиня залетает в самом начале фильма и не знает, как быть дальше.
Наверное, поэтому я принимаю единственно-верное на тот момент решение — начать все с чистого листа. Мне кажется, что невыносимо находиться с Громовым в одном городе, невозможно дышать с ним одним воздухом.
Я все еще люблю его. Как и своего будущего ребенка, частичку Егора.
Но моей любви для чемпиона оказалось мало…
На удивление мне крайне везет на новом месте. Москва слезам не верит, поэтому с момента переезда я не проронила ни единой слезинки. В моем положении нельзя нервничать. Я повторяю это снова и снова, стараясь привыкнуть своему новому статусу.
Будущая мама, надо же! Я и подумать не могла, что забеременею в таком раннем возрасте. Хотя, по меркам моей бабушки я уже давно покинула ряды молодых девушек, которые могут рассчитывать на светлое будущее.
— Яночка, в девках-то засиделась, внуча! Твои подружки детства уже за третьим сходили, а ты все учишься и учишься… — говорила она, когда я еще только закрывала сессию после первого курса.
Ну хоть кого-то обрадую своей новостью. Скрывать долго все равно не получится — судя по мамским форумам, животик после третьего месяца начнет расти не по дням, а по часам. Родители, конечно, будут не в восторге. Они у меня весьма строгие в этом плане, а тут собралась рожать без мужа. Отчасти поэтому я и уехала в Москву — никто ничего не знает, всем спокойнее.
Единственный человек, кому я рассказала о беременности, моя подруга, Катька. Она восприняла эту новость так, как я и ожидала: просто притянула меня к себе и крепко-крепко обняла, пообещав, что при случае плюнет в лицо Громову.
— Катька, поклянись, что Егор никогда не узнает об этом ребенке! — отстранилась я от подруги и вгляделась в ее лицо. — Дай слово!
— Не бойся, Яна, этот гаденыш, даже если пытать меня будет, ничего не добьется! — запальчиво отозвалась Катя и ободряюще сжала мои ладони в своих.
Я тогда кивнула, уверенная в Каменевой на все сто десять процентов. Она всегда была из тех, кто держал свое слово.
В отличие от Громова. Сколько было красивых обещаний, как все красиво начиналось! Нашей истории любви хватило бы на десяток сюжетов для романтичных фильмов.
Я не могу не улыбнуться, предавшись воспоминаниям. Они, словно цунами, сметают все мои попытки не думать о прошлом и заполняют все мысли.
Я тогда училась на втором курсе родного «эконома» и решила подработать во время сессии и наступающих летних каникул, поэтому устроилась работником проката коньков и спортивного инвентаря. Это был последний месяц весны, поэтому посетителей с каждым днем становилось все меньше и меньше — все итак устали от зимы, какой, к черту, каток?
Но меня это мало волновало: я получала свою фиксированную плату и радовалась тому, что смогу, наконец-то, прикупить себе чего-нибудь из одежды или сходить в кино на досуге. Вопреки всем привычным убеждениям о том, что «сибиряки» гребут деньги лопатой, родители у меня зарабатывали мало, поэтому я не ждала от них многого.
К тому же работа была не пыльной, особых усилий не требовала — держи себе в порядке хозяйский товар да ответственно подходи к его выдаче и приему…
Внутри ледовой арены, где находилась наша точка проката, шла своя жизнь. За недолгое время я почти со всеми там перезнакомились: пили чай с девочками из киоска с сувенирами; болтали между делом с Верой Павловной, пожилой уборщицей и просто добрейшей в мире старушкой; цапались с угрюмыми охранниками, которые, то и дело, грозились нажаловаться на нас руководству за излишне громкий смех… Скучать на работе мне не приходилось — каждый день происходило что-нибудь интересное.
Но в день нашего с Егором знакомства не заладился с самого начала. Во-первых, я опоздала на работу, чего со мной никогда не было. Во-вторых, школьникам приспичило явиться на каток, чтобы поглазеть на тренировку городской сборной, где играли их любимчики. И в третьих, коварный радикулит согнул бедную Веру Павловну пополам в самый неподходящий момент — ее сменщица не смогла выйти на работу из-за ротовируса…
— Яночка, золотце, спина прихватила, ни нагнуться, ни встать, — прокряхтела Вера Павловна непривычно глухим голосом. — Начальство увидит, что раздевалки не убраны, завтра же уволит.
— Вера Павловна, вы присядьте, присядьте, — почти силком затащила я ее в свою каморку и усадила на стул. — Давайте, я вам чаю налью.
— Дай бог тебе здоровья, доченька! — запричитала она и так жалобно на меня посмотрела своими уставшими глазами, что я поняла ее без слов.
— Подменить вас? Давайте, я уберусь в раздевалке, а вы пока побудете главной по конькам?
Старушка благодарно кивнула и передала мне ключи, попутно скорчившись от пронзившей поясницу боли. Не могла же я ее бросить в такой момент!
Вооружившись шваброй и ведя впереди себя тележку с ведром и чистящими средствами, я двинулась в сторону мужских раздевалок. По моим нехитрым подсчетам, женская команда еще тренировалась, а мужская уже должна была не только освободить каток, но и покинуть саму арену. Со спортсменами мы редко пересекались, да и я была так же далека от хоккея, как Плутон от солнца.
Я толкнула дверь и,
