— Я слыхал, она слаба на передок? — выгибает бровь Электрик.

— Вроде того, — соглашаюсь я в пику Олли. Это моя маленькая месть за его сегодняшнее опоздание. — Последние пять лет номер телефона Белинды не сходит со стены сортира в «Барсуке», несмотря на то что заведение дважды ремонтировали. Постоянные посетители строго-настрого запретили рабочим стирать или закрашивать его.

— Горячий номерок, — усмехается Электрик.

— И не говори! Даже из Королевской комиссии по культурным памятникам приходили подивиться на это чудо, правда, Ол?

— Белинда уже не такая, — зардевшись, лукавит Олли, словно сэр Галахад Непорочный после счастливого соития с Аби Титмус.

— Не порти малину, подыграй мне, — шепчу я ему и делаю второй дубль: — Даже из Королевской комиссии по культурным памятникам приходили подивиться, верно, Ол?

Галахад тяжко вздыхает.

— Да, они все тоже ее трахали, — бормочет он без всякого выражения.

А ведь в этой фразе вся соль!

— Не знаю, что с тобой стряслось. Испортил свою же любимую шутку! — разочарованно качаю головой я.

— Я любил эту шутку до того, как мы с Белиндой начали встречаться, — неожиданно вскидывается Олли.

— Пошли ее куда подальше, сынок. Она тебе не пара, — советует Электрик.

Тоже мне святоша!

— Ты-то откуда знаешь? — Олли гневно сверкает глазами.

— Знаю, парень, знаю, — произносит Электрик с видом человека, который отведал, подцепил, вылечил, подцепил снова, да еще заразил жену. — Была у меня когда-то одна такая. Фантастика, конечно: грязная, развратная девка, просто восторг. Только по большому счету я ей не доверял, ни на грош не доверял. У женщин этого сорта нет ни чести, ни приличия. Как можно верить бесстыднице, которая за спиной у собственного мужа крутит шашни с его братом?

Мы с Олли молча моргаем.

— Очень познавательно, — наконец говорю я. — Калориферы берешь или нет?

— Да, всю партию! Как договаривались — по пятерке за прибор?

— Эй, эй, не торопись, — придерживаю сделку я. Блин, сговорились они все сегодня, что ли? — Откуда взялась эта смешная цена? Еще вчера ты обещал по десятке за штуку!

— По десятке? Да вы с ума сошли! За десять фунтов я себе глотку перережу! — ломает комедию Электрик.

— Плачу десятку, чтобы посмотреть на это, — хихикает Олли.

— Прикуси язык! — рявкает Электрик.

Я не собираюсь уступать.

— Вчера ты говорил, что заплатишь по десять фунтов. Помнишь, когда твой прыщавый приятель дал нам наводку? Ты еще сказал, что в вагоне будет по меньшей мере пятьдесят калориферов, а не жалких двадцать пять.

— Семнадцать, — поправляет Олли.

— Ах да, семнадцать!

— Спрос и предложение, друзья мои, все зависит от спроса и предложения. Цены то поднимаются, то падают, — разводит руками Электрик.

— Как интересно! За все время, что я с тобой работаю, цена ни разу не поднялась. Я прав, Ол?

Олли глядит на меня, как баран. Очевидно, его разум занят более низменными вещами.

— Насчет чего?

— Охо-хо. Иногда обращаться к нему — все равно что разговаривать с собственными ботинками, — сетую я. Электрик сочувственно кивает. — Вот скажи, когда вообще цена увеличивается?

— Когда товар пользуется хорошим спросом. На ваш товар спроса почти нет.

— В начале-то зимы? Эти приборы, на минуточку, называются обогревателями. Или ты предпочел бы сейчас крупную партию электроморожениц?

Электрик считает, что переговоры слишком затянулись, и пытается отвлечь мое внимание, вытаскивая из кармана пачку наличных.

— Вот вам сотня; берите или проваливайте со своим товаром. — Прямо перед моим носом он отделяет от толстенькой пачки десять десяток.

Я понимаю, что препираться можно до самого утра, поэтому перехожу к сути дела и называю реальную цифру, на которую, уверен, Электрик должен согласиться.

— Сто двадцать пять, и точка. — Я нахожу среднее между пятью и десятью фунтами за штуку и клянусь, что скорее вывалю товар в канаву, чем уступлю еще хотя бы пенни.

Электрик клюет.

— Сто двадцать пять, говоришь? — бормочет он, мусоля в руках еще несколько банкнот.

И все было бы хорошо, если бы чертов финалист шоу «Кто хочет стать олигархом» не раскрыл свой чертов рот.

— В крайнем случае, сто десять, — твердо заявляет Электрику мой напарник.

Не веря своим ушам, я трясу головой, а Электрик проворно прячет две бумажки и пользуется моим замешательством, чтобы засунуть остальные банкноты в нагрудный карман Олли.

— Идет, — охотно соглашается наш покупатель.

— Погоди, сперва надо пересчитать. — Я быстренько выхватываю деньги из кармана Олли. — А то вдруг ты обмишулился в нашу пользу.

Пока я пересчитываю банкноты, Олли, вытянув шею, наблюдает из-за моей спины. По окончании процедуры следует неизбежный вопрос:

— Ну что, дал больше? — Олли с надеждой смотрит на меня.

— Эти несмышленыши такие милые, правда? — говорю я Электрику.

Как правило, я предпочитаю заниматься делом вдали от любопытных глаз. Отсюда соответствующий антураж: пустынные парковки, тайные встречи и черные шерстяные шапочки. Все это неотъемлемая часть игры, в которую я играю. В некоторых видах бизнеса дела ведутся в зале заседаний или на поле для гольфа, а участники сделок носят звучные имена вроде Джеральда или Отто. Я же преимущественно проворачиваю бизнес на безлюдных стоянках у обочины, а моих партнеров зовут Электрик, Грег-Сучий Потрох или Беззубый Фредди. Однако намерения у нас одинаковые, что у меня с Электриком, что у ребят на поле для гольфа: получить свой навар и выйти сухими из воды. Охотно признаю: с точки зрения морали, самым безупречным в мире человеком меня не назовешь — моя обычная ночная работа заключается в том, чтобы украсть некоторое количество предметов бытовой техники и затем продать их на черном рынке. Я делаю деньги, Электрик делает деньги, конечный покупатель приобретает новомодный бытовой прибор (не иметь которого просто стыдно) всего за некоторую часть от магазинной цены (хотя, зная Электрика, можно предположить, что эта часть составляет девять десятых) — короче, все в выигрыше, пожалуй, за исключением прежнего владельца всей этой техники. Но даже он готов к такому повороту: предъявляет страховку и вдобавок поднимает цены на прочий товар. В итоге нагрузка по возмещению ущерба ложится на массы, на так называемых добропорядочных, законопослушных граждан.

Что скажете? Зная ситуацию в целом, чью сторону вы примете — ловкачей или проигравших?

Разумеется, такое положение вещей очень неприглядно, однако факты — упрямая вещь. Лично мне чувство собственного достоинства не позволяет встать в один ряд с неудачниками. Я имею в виду, нас с вами и без того ежедневно обдирают все кому не лень — правительство, табачные и пивоваренные компании, интернет-провайдеры, взимающие с абонентов плату за просмотр программ в реальном времени. Моя работенка всего лишь позволяет частично компенсировать утраченное самоуважение, чтобы в конце каждого дня не чувствовать себя жертвой обмана. Это борьба против гигантских конгломератов, борьба за «маленького человека» (хотя, если «маленькие люди» по рассеянности оставят незапертой заднюю дверь, я непременно их обчищу). Не волнуйтесь, я могу привести хренову тучу оправданий тому образу мыслей, который записывал на картонных подставках для пивных кружек, в то время как весь остальной мир усердно трудился. В конце концов, может, у меня просто активная жизненная позиция?