Днем разведчики либо выполняли свои прямые обязанности – работали как сотрудники «Амторга», после работы-прикрытия встречались со связными, а ночью писали рапорты, штудировали донесения или… учили английский. Среди коллег ходили слухи о «словаре Барковского»: он сам составил словарь терминов ядерной физики – науки, которой официально еще даже не существовало.

Перед разведчиками стояла сложнейшая задача: не просто найти нужных людей, допущенных к ядерным разработкам, но и обеспечить им «чистоту», то есть не подставить под удар. Имена большинства своих источников информации советские разведчики до сих пор не раскрыли…

Был жаркий летний день, когда к зданию советского консульства в Нью-Йорке подошел молодой темноволосый человек. Переминаясь с ноги на ногу, он сказал охраннику: «Я хочу встретиться с кем-нибудь из советских представителей». На вопрос «зачем?» он ответил, что у него есть важная информация для Советского Союза. Это был Теодор Холл, самый юный ученый лаборатории Лос-Аламос. Именно она была сердцем ядерных разработок, теперь уже совместных англо-американских. В 1943 году Америка и Англия решили объединить свои ядерные программы. Черчилль не очень-то хотел делить с американцами своими секретами, но Англию в тот момент регулярно бомбили немецкие люфтваффе, и строить ядерный завод на территории страны было опасно. А США согласились разделить с Англией расходы, и это было выгодно обеим сторонам. Все основные лаборатории и производства вместе с учеными переехали в Америку.

Совсем еще юного Холла пригасили в Лос-Аламос прямо из Гарварда. Парень с детства проявлял талант к точным наукам. В четырнадцать лет он поступил в Колумбийский университет, но преподаватели, разглядев в нем вундеркинда, порекомендовали перевестись в Гарвард. Холл окончил учебу с отличием и поступил на службу в Лос-Аламос. Ему было всего девятнадцать.

Теперь он стоял у входа в советское консульство в надежде, что его визит воспримут всерьез. Ему навстречу вышел высокий человек крепкого телосложения, назовем его Корняковым. Холл воодушевленно стал рассказывать ему о том, что он мог бы передавать Советам важные секретные документы из лаборатории Лос-Аламос. Сообщил, что еще в студенчестве увлекся социалистическими идеями и очень сочувствует Советскому Союзу, который так самоотверженно сейчас сражается с фашистами. «Вы тоже должны владеть ядерной бомбой… чтобы иметь возможность защититься», – добавил Холл в конце беседы и сунул в руки Корнякова сверток. Это были чертежи плутониевой бомбы «Толстяк», которая позже будет сброшена на Нагасаки. Так Холл стал работать на советскую разведку.

Проникнуть в Лос-Аламос было практически невозможно. По крайней мере, так считал военный куратор ядерного проекта генерал Гровс. Туда даже гражданам Америки вход был закрыт. Крупнейшие ученые, занятые в проекте, числились под чужими именами и фамилиями, сотрудники лабораторий – под номерами и даже не имели водительских прав на свое имя. Сотрудники лаборатории после 22 часов не могли покидать свои квартиры, их телефоны постоянно прослушивались. Даже письма от родственников они получали по надуманному адресу: «Армия США, п/я 1663». Генерал Гровс любил повторять: «Мы создали такую систему защиты, сквозь которую даже мышь не смогла бы проскочить». Ему и в голову не приходило, что в этой неприступной крепости работают советские осведомители.

В числе ученых было немало советских агентов. Они, как правило, не знали друг о друге. И работали на Советский Союз не за деньги, а исключительно за идею. Понимая, сколь разрушительное оружие вскоре окажется в руках США, они не хотели, чтоб оно стало инструментом политического шантажа. А кто мог тогда противостоять США? Только Советский Союз.

Теодор Холл пользовался огромным уважением коллег и имел допуск к самым секретным материалам. В операции «Энормоз» он получил псевдоним Млад.

С «Лесли» Холл встретился в Альбукерке, курортном городке недалеко от Лос-Аламоса. Она ждала его вечером на лавочке в парке. Придя на встречу, Холл увидел красивую статную женщину в безупречном костюме. Он передал ей непроявленную пленку. Как он потом рассказывал, таково было указание сверху, чтобы пленку в случае чего можно было засветить. «Лесли» положила ее в коробку с гигиеническими салфетками и ушла.

Это была Леонтина Коэн – еще один советский агент. В тот вечер, после встречи с Младом, она сразу отправилась на железнодорожный вокзал. Но на подходе к вокзалу увидела, что перед поездом у каждого вагона стоят полицейские и проверяют личные вещи у каждого пассажира. Мгновенно у Лесли родился план. Она дождалась, пока до отхода поезда оставалась минута, и помчалась к своему вагону. Полицейский ее остановил, она позволила ему обыскать свой чемодан. А потом сунула полицейскому прямо в руки коробку с салфетками, в которой была пленка от Млада, и стала изображать, что не может найти билет на поезд. Она судорожно искала его в дамской сумочке, пока поезд не тронулся. В ту же секунду она «нашла» билет, схватила чемодан и запрыгнула на подножку вагона. Коробка с салфетками осталась в руках у полицейского. Тот кинулся вслед за Лесли с криком: «Мадам, ваши салфетки» – и отдал ей коробку. Позже Леонтину спрашивали: «Почему вы были так уверены, что коробка в итоге окажется у вас?» Она отвечала: «Я знала, что настоящий джентльмен поступит именно так».

Американка Леонтина Коэн и ее муж Моррис работали на советскую разведку – как и Холл, работали за идею. Когда они познакомились, Моррис уже был нелегальным агентом (оперативный псевдоним Луис). Поначалу Леонтина ни о чем не догадывалась, пока Моррис сам во всем ей не признался.

Вот как рассказывали об этом сами супруги Коэн.

Леонтина: «Однажды Моррис пришел домой с букетом красных роз и украдкой положил их на столик в прихожей. Чувствую, что он вроде бы чем-то поделиться со мной хочет, а сказать не решается. Вижу, терзают его какие-то сомнения. И вдруг слова у меня будто сами вырвались: „Ну говори же, Бобзи“».

Морис: «Да, я тогда долго не мог решиться, привлекать или не привлекать Лону к сотрудничеству с советской разведкой. Я, конечно, понимал, что играть и дальше в прятки не имело смысла. А тем более мне к тому времени уже сообщили о принятом в Москве решении, согласно которому я и Лона могли вместе выполнять задания. Хорошая супружеская пара – это наилучший вариант для ведения совместной разведывательной работы».

Леонтина: «Он так и сказал: „Ты должна помочь мне, Лона: когда муж и жена будут заниматься одним делом, так будет надежнее и безопаснее для обоих“. Когда я спросила: „Зачем русским нужна разведка в Америке, когда у них идет война с Германией?“, он, не задумываясь, ответил: „Может, это