Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А просто переодеться негде. Не в коридоре же… Вот и переодеваюсь прямо тут.
— Да, конечно! — очень по-светски улыбнулась я. Что тут такого? Все в порядке. Стоим, пузатые, переодеваемся, беседуем.
Женщина улыбнулась моему животу и… погладила его.
— Все будет хорошо! Да? Поможешь мамочке?
Ладони у нее были холодные и приятные. Раньше, если бы кто-то решил погладить мой живот, а я уже не успевала увернуться, я бы его втянула, чтобы стал поплоще, но тут не втягивалось. И сама женщина вдруг показалась такой комфортной, что я бы и рада была, если б она еще какое-то время не убирала руки с моего пузевича.
— Он поможет! — доложила женщина, улыбаясь. — Он у вас хороший мальчик…
Это был какой-то космос, причем мне, запуганной и одинокой, очень нужный сейчас. Спасибо тебе, женщина! Человек, спасибо!
— Откуда вы знаете, что мальчик?
— Чувствую.
— А что значит — хороший? Можете подробнее? Учиться хорошо будет?
— Ну, радость принесет.
— А ямочки? Ямочки у него есть?
Но тут вернулась Война, отругала за то, что я устроила здесь стриптиз, а нужно было выйти в душевую, вот же прямо и дверь! Трудно, что ли, выйти и там переодеться? Но как-то вдруг ее слова перестали добивать до сознания. Как будто та, другая беременная, наплела вокруг меня защитное поле. Война бушевала, ругалась, сердито цепляла датчики на живот той, другой, а я переодевалась в холодной душевой, на буром кафеле… И мне было все равно, что кафель бурый и холодный. Я бросила под ноги свитер, встала на него босыми ногами. И мне было все равно, что свитер на полу. И ерунда, что наклониться вниз физически невозможно из-за живота и от этого носок приходится надевать, отставив ногу в сторону. Все ерунда, все пустое.
В приоткрытую дверь я видела ту, другую.
Она лежала на той же кушетке, и сердечко ее малыша вырисовывало на ленте аппарата веселые кривульки. Так хотелось с ней еще поговорить! Ведь она точно все знает про то, что ждет! Ведь знает же, раз такая спокойная! Ясновидящая ли, опытная — все равно! Пару добрых слов пусть вколет еще, и я пойду ТУДА.
— А вы в первый раз?
Она подняла голову — из-за горки живота вынырнули два глаза.
— Нет, я в четвертый.
Ну ни черта же себе!
— Скажите, а это больно?
Она не успела ответить — прилетела Война:
— Так! Где моя Ким? Что за люди пошли, я вообще не понимаю! Ким! Сколько тебя ждать! У меня десять человек в приемной, а я тут с тобой вошкаюсь! Степановна! Забирай ее и уводи, а то доведет меня до инфаркта!
Мой домашний короткий халат едва сходился. Он задрался впереди из-за пуза до опасной высоты — глянуть бы, да зеркала нет. В халате-бикини, в носках с помпончиками и в сверкающих тапках я вынырнула из кабинетов обратно в коридор приемного отделения.
И все ожидающие своей очереди беременные с мужьями уставились на меня.
Их путь в новую жизнь еще только начинался, а я уже прошла столько первых трудных сантиметров! Хотелось что-то сказать им всем. Двинуть дальше солнечный месседж той, другой беременной.
— Все будет хорошо! Все получится! — громко сообщила я.
Тишина. Смотрят.
— Правда!
Переглядываются с выражением «дурочка какая то, что ли?» И снова — на меня.
Да. Не нужен им солнечный месседж…
Но я постаралась уйти с достоинством, прикрывая пакетом задравшийся халатик, сверкая тапочками в темноте коридора. ТУДА… Может, только я жду ободрения и каких-то космических сигналов, а все остальные с каким то другим настроением здесь? Может, правильно рожать — это без эмоций, хладнокровно? Кто объяснит? Кто?
— Что? За квартирой приехала?
Я даже вздрогнула.
Передо мной стояла беременная деваха в розовом спортивном костюме со стразиками. Наглая, с грубо губастым лицом, с очень желтыми волосами, собранными в боевой хвостик на макушке. Жвачку жует… Ух…
— За какой квартирой?
— А то ты не знаешь, что та, которая родит в Новый год, квартиру получит!
— Не знаю…
— Какой срок у тя?
— Тридцать девять недель…
— Ну, и кто ты после этого?
Деваха с гордым презрением щелкнула жвачкой.
* * *
Сообщение о квартире меня как-то… прибило. Я уже так глубоко погрузилась в лунный океан, что материальный сигнал извне дошел не сразу, но когда дошел, произвел эффект разорвавшейся в океане бомбы.
Квартира? Квартира!!
И ко мне в полном объеме вернулось сознание — все чувства, все рефлексы и навыки. Я снова стала нормальным человеком, которого волнует сотня вопросов. И один из них как раз квартирный. Беременность сразу отошла на второй план, осталась только в животе, а не в голове.
Сейчас надо понять, что же за квартира.
— А что за квартира?
— А тебе что? Ты ж не ради этого…
— Просто интересно.
— Интересно ей! Родишь в 00.00 в новогоднюю ночь — получишь квартиру в новом доме. Ну, как?
— Нормально. А что это за аттракцион невиданной щедрости?
— Да хрен с баблом какой-то, говорят, жену до больницы в Англии не довез. Пришлось им тут рожать, по-народному. А роддом-то тут говеный, самый старый в районе. Ну, и, типа, все так хорошо получилось и задешево, что он решил в честь дочки с женой еще кого-то здесь осчастливить. В операционную чего-то купил… Ну, и квартирку вот подкинет… Дом-то он сам строил. Одной квартирой больше налево пустит, одной меньше…
— Думаешь, будет честно?
— Нет, конечно! Типа, ты сама не начнешь договариваться с первым же врачом!
— Не начну.
Хотя… Не факт… Ой, не факт…
Квартира. Квартира в новом доме… Квартира в новом доме бесплатно — это хорошо.
Мы с мамой жили в «полуторке» у кольцевой. У меня всю жизнь были свои «полкомнаты». И в детстве мне хватало. Кушетка, письменный стол, ковер на стене и ковер на полу. И шкаф двухстворчатый. Комната была ровно такой, чтобы стол встал вплотную к кушетке и чтобы у ног умещался узкий шкаф. Узкий-то узкий, но углом он все равно заходил на дверь, поэтому она до конца так никогда и не закрывалась. Я прожила все свое детство с полуоткрытой дверью. Но это даже хорошо, зато я ночью не боялась. И главное — это была МОЯ ЛИЧНАЯ КОМНАТА. Все мои школьные подруги обитали в «зале», или общей комнате с братом или сестрой. А у меня имелась собственная территория. Я была очень счастливой девочкой.
Мы долго жили с мамой вместе, а потом я сняла квартиру. И к работе поближе, и… ну, дети должны когда-то вырастать, а в комнате с дверью, которая не закрывается, они точно никогда взрослыми не станут.