– Заладили… Можно подумать, неприятность – моё второе имя, – тихонько бормотала Дора, присаживаясь на багажник. – Хотя, конечно, от роковых женщин всегда много проблем.

Дора гордо выпрямилась, потеряла равновесие и свалилась с велосипеда. К счастью, они ещё толком не разогнались, она только ушибла коленку и немного испортила платье – так, разрез на бедре стал чуть выше, мама ничего не заметит. Бенисио выругался и рывком поставил её на ноги.

«Может, – понадеялась Дора, – он меня сейчас поцелует?» Но парень скомандовал садиться и быстро поехал в сторону дома. Дальше добирались без приключений, Дора спрятала платье поглубже в шкаф и улеглась в постель. «Хорошо бы понять, – размышляла она, – можно ли считать эту поездку удачной? Ведь я произвела впечатление, а с другой стороны, он опять меня не поцеловал». Она так и сяк прокручивала в голове события вечера, потом заснула. Поутру пересчитала оставшиеся после вчерашнего разгула деньги, надела длинные штаны, чтобы прикрыть разбитое колено, и спустилась к завтраку, стараясь не прихрамывать. Наблюдая, как мама заливает золотистые кукурузные хлопья тёплым молоком, подумала: «Интересно, хватит ли двадцати девяти долларов, чтобы Бенисио согласился меня поцеловать?»

Выяснить этого ей не удалось, потому что в понедельник случилась катастрофа.

Дора неторопливо возвращалась из парка, когда увидела несущуюся навстречу машину. Она с удивлением опознала в безумном водителе своего отца. Автомобиль развернулся, затормозил рядом с ней, папа распахнул дверцу и сквозь зубы бросил: «Залезай».

– Что-то случилось, пап? – спросила она, усаживаясь на переднее сиденье, но он молча захлопнул дверцу и резко набрал скорость.

Въехав во двор, отец даже не стал загонять машину в гараж, выдернул Дору и потащил в детскую.

Там их ждала заплаканная мама.

Дора увидела у неё в руках свой новенький дневничок и почувствовала, как жар, идущий из груди, заливает всё тело, как сжимается горло и кровь закипает в голове, а живот скручивает резь. Это были страх и стыд, она знала эти чувства, но никогда её не захлёстывало так сильно. Она едва могла стерпеть, согнулась вдвое, потом медленно опустилась на пол.

– Дора, – всхлипывая, сказала мама, – ты стала шлюхой.

Мать говорила с ней, как со смертельно больной, а папа смотрел на дочь так, будто увидел впервые и она ему крайне не понравилась.

– Как бы не так, – прошипел он. – Шлюхи… – отец проглотил грубое слово, – блудят за деньги, а наша похотливая ссс… дрянь сама приплачивает кобелям.

Дора вспомнила, как расписывала в дневнике пятничное приключение, используя самые крутые словечки, чтобы разукрасить его подлинную ничтожность. Как изобразила стычку с разъяренной фурией, бывшей подружкой Б., и как размышляла, стоит ли его любовь (так и выразилась, дура) двадцати девяти баксов. Она попыталась закрыть лицо, но отец дёрнул её за руки:

– Нет уж, смотри нам в глаза. Умела блудить, умей и отвечать.

И самым ужасным было то, что он потом почти машинально достал безукоризненно чистый клетчатый платок и брезгливо вытер ладони.

Этого Дора уже не смогла вынести. Она повалилась на бок, припала щекой к пушистому коврику с Мэгги Симпсон, подтянула колени к груди и отключилась.

Она почти не помнила, как семейный врач вкатил ей укол, осмотрел, в том числе и на предмет наличия невинности, как перепуганные родители увозили её в город, даже последующие визиты к детскому психологу почти стёрлись из памяти, настолько плохо ей становилось от малейшей попытки сосредоточиться на происшедшем.

Кажется, именно тогда Дора научилась забывать.

Однажды, с благой целью избавить девочку от психологической травмы, мама попыталась шутливо рассказать, как были раскрыты «деткины шалости» – так стали называть тот случай ради снижения драматизма. Мама, посмеиваясь, вспомнила, как встревоженная соседка наябедничала ей, что видела малышку разодетой, будто циркачку. Как она обнаружила своё золотое платье «разодранным до пупа», как осмелилась «нарушить прайвеси» и заглянула в её дневник, а там…

– Мы сначала не могли понять, кто этот роковой Б., отцу пришлось поехать в «Джекки» и вытрясти душу из тамошнего отребья.

– Да-да-да, – подхватил папа. – Когда я понял, что речь про дурачка Бенисио, то поначалу решил, что он спёр ради тебя машину, но мне рассказали про ваш королевский экипаж…

И родители несколько натужно засмеялись.

– Потом я помчался в сраную хибару Жиневры. Видела бы ты, как семейка твоего принца ютится друг у друга на головах! Чуть не влетел в аварию, выдернул его из сортира и едва не убил. Он божился, что ничего не было, но я не верил, пока…

– Пока мы не посмотрели на тебе и не вспомнили, что ты просто маленькая мечтательная дурочка, – ласково закончила мама.

– И… – Отец попытался ещё что-то добавить, но Дора побелела и опять начала сползать на пол.

Родители замолчали и слаженно, как научились за последние месяцы, подхватили её, уложили на диван, сбегали за аптечкой и между делом приняли окончательное решение никогда, никогда больше не говорить об этом.

Дора вышла замуж очень рано, за первого своего мужчину – за первого, кто позвал. Брак этот состоялся с благословления родителей, которые сами познакомили дочь с надёжным взрослым парнем. После безобразной истории с Бенисио они подозревали в своей девочке страстный темперамент и постарались поскорее найти ей пару, «чтобы ребёнок не превратился в шлюху», как выразилась мама.

Её брак просуществовал двенадцать лет и был несчастливым.

Когда Доре исполнился двадцать один год, родители исчезли. Это произошло не в одну секунду, но всё равно слишком быстро. Однажды весной они позвали дочь в гости, особо подчеркнув, что желают видеть её одну, без мужа, и за ужином сказали… Дора не помнила, кто из них заговорил первым, их реплики в последние годы всё чаще звучали по очереди, будто расписанные заранее:

– Дорогая, мы приняли решение…

– Мы хотим уехать…

– Посмотреть мир…

– Сменить обстановку…

– Отличная идея. – Дора вежливо улыбнулась. – Когда вы намерены ехать?

– Послезавтра. У нас уже всё готово…

– Просто не хотели тебя беспокоить…

– Немного неожиданно. А когда вернётесь?

– Ты не поняла, Дора. Мы уезжаем насовсем.

И далее они рассказали наглухо замолчавшей дочери, что намерены отправиться в тихоокеанский круиз, затем хорошенько поездить по Азии, осмотреть Африку, а потом осесть где-нибудь в Испании или где понравится. Может быть, на юге Франции, если арабы не заполонят её окончательно. А квартира, где они сейчас мирно пьют чай, продана. Эта столовая со светлыми стенами и огромным телевизором, и её бывшая детская, сразу после замужества превращённая в комнату для гостей, даже белые фарфоровые чашки и расшитая скатерть на столе, – всё принадлежит другим людям.