Сейчас Семпроний, сместившись влево, обсуждал последние вести из Испании с коренастым, коротко стриженным сенатором, который находился здесь со своей женой. От беседы его отвлек номенклатор[6]: отчаянно-призывными знаками он звал хозяина из коридора, ведущего к передней двери. Семпроний деликатно отер себе губы и кончики пальцев.

– Прошу простить меня, Веспасиан. Я, кажется, кому-то нужен.

– Что? – слегка нахмурил брови гость.

Семпроний, пожав плечами, кивнул на фигуру номенклатора. Жена Веспасиана сочувственно улыбнулась:

– На своем пиру хозяин в рабстве у гостей… Ужасное неудобство.

– Это точно. Прошу, Домиция, услаждайтесь пока с супругом этими закусками. Готов поспорить: в искусстве выпечки мой повар просто чудодей.

Семпроний с улыбкой отодвинулся, после чего уже без оной поднялся с ложа и, отряхивая с туники крошки, через пространство двора проследовал туда, где его с взволнованным лицом дожидался номенклатор.

– В чем дело? – недовольно осведомился сенатор. – Это все из-за музыкантов, будь они неладны? Ты что, не согласовал с ними цену за их игру?

– Да нет же, хозяин, – Кротон озабоченно блеснул глазами. – Там, за дверью, человек из дворца. Говорит, что от Палласа.

– Палласа?

Семпроний нахмурился. С чего вдруг императорский подпевала возымел к нему нужду в этот час? Несомненно, хочет явить себя в свете того, что поддержанный им выкормыш теперь, дескать, на троне… При прежнем императоре Паллас стяжал недюжинное богатство; бесспорно, думает приумножить его и при Нероне. Вот она, одна из треклятых черт нынешнего века: нечистый на руку вольноотпущенник – по сути, вчерашний раб – дорывается до власти и влияния чуть ли не большего, чем у сената. Сенат! Августейший орган, правящий Вечным городом еще с той поры, как цари в нем сменились величественной династией цезарей. А что же ныне? Ныне сенаторы тяготятся под непомерно разросшейся сенью императоров. Хотя многие из нынешних, если копнуть, по-прежнему лелеют мечту возродить те прекрасные дни республики, когда люди служили идеалам Рима, а не объявившим себя полубогами деспотам, снедаемым затяжными приступами чванства, жестокости и глупости на грани безумия.

– Что ж… Давай выслушаем, чего он хочет.

Вслед за номенклатором Семпроний через дом вышел в переднюю. Здесь возле резной входной двери выжидательно застыла худая фигура в тунике императорского двора. Прежде чем заговорить, гонец сухо поклонился.

– Сенатор Семпроний, приветствую тебя от имени Марка Антония Палласа, первого вольноотпущенника императора.

«Первый вольноотпущенник»? Что-то новое. Прежде такого титула Семпроний не слышал. Видно, Паллас метит обосноваться возле Нерона прочно…

– Приветствую и я его. Что тебе велели передать?

– Хозяин велит передать тебе, что император со свитой желают почтить тебя визитом к тебе в дом.

Сердце у Семпрония ударило тревожным молоточком.

– Он не сказал зачем?

– Мне было сказано, что с частным визитом.

Судя по усмешливо поджатым губам, раб предчувствовал, что эти его слова вызовут у сенатора волнение.

– Хозяин сказал, чтобы ты не волновался. Что причин для этого нет.

– Кто сказал тебе, что я волнуюсь? – сердясь на себя за торопливость, бросил Семпроний. Что вообще позволяет себе этот зарвавшийся имперский выскочка-вольноотпущенник?

Раб открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал, а лишь глянул исподлобья пристальным и в то же время украдчивым взглядом. Между тем Семпроний превозмог в себе негодование и уже спокойным голосом произнес:

– Передай хозяину, что я душевно рад. Когда ждать императора? Мне с самого утра нужно будет послать на Форум своего повара, взять все самое лучшее для угощения. Что было бы по вкусу твоему хозяину?

– Ты не понял. Он думает быть здесь нынче же.

– Нынче? В смысле… сегодня?

Сенатор переглянулся с оторопевшим Кротоном. Подготовка лишь нынешнего пира заняла несколько дней. Хотя теперь, по всей видимости, придется все сворачивать и спешно, подобру-поздорову усылать гостей.

– Да. Причем с минуты на минуту. Меня выслали вперед возвестить о прибытии, когда процессия начала всходить на холм.

Подножие Виминала[7] находилось отсюда не более чем в четверти мили.

Семпроний едва лишь начал прикидывать, сколько у него времени остается до того, когда в двери загрохочет императорская свита, как с улицы до слуха донеслось шарканье и хруст легионерских калиг, а зычный голос глашатая велел освободить дорогу. Времени на подготовку к встрече нежданных гостей не оставалось. Нервно сглотнув, сенатор кивнул Кротону:

– Отпирай.

Номенклатор отодвинул железный засов и под стон петель потянул на себя массивную дверную створку. Внутрь дохнуло холодным воздухом улицы с привонью отбросов и нечистот. Тусклые колеблющиеся отсветы двух жаровен возле входа выхватили из темени мощеный проезд, идущий мимо сенаторского дома. Слева улица покато уходила вниз, к Форуму; там шагах в тридцати подрагивал свет факела, который на отлете нес перед собой преторианский гвардеец. За ним шествовал офицер в шлеме с плюмажем, а дальше тускло поблескивали нагрудники солдат. На некотором расстоянии позади легонько покачивались два паланкина, носильщики которых стремились не отставать от эскорта. На отрезке между домом и свитой мутновато желтела окнами таверна; на углу маячили несколько юнцов, пара-тройка из них с глиняными кружками в руках.

– А ну, сброд! Прочь с дороги! – зыкнул на них офицер-преторианец. – А не то схлопочете у меня ножнами по задницам. Брысь!

Самый крупный из юнцов, рябой с сальными кудрями, с деланой ленцой подался вперед и накренил голову.

– Ребят, это еще что? – небрежно спросил он. – На нашу улицу гости? Не припомню, чтоб я их сюда приглашал.

Шайка его дружков, подогретая дешевым вином, развязно рассмеялась.

– А от чьего имени ты, друг, нагрянул в эту округу?

– От имени императора, болван! А ну в сторону, не то кину тебя в бестиарий!

Один из дружков, поднеся ко рту пальцы, залихватски свистнул. В ту же секунду заводила шайки, допив кружку, швырнул ее в солдат. Стукнувшись о гребень офицерского шлема, она лопнула в брызгах опивок.

– Ну всё, – освирепел офицер, – держитесь, мрази!

Выхватив меч, он кинулся мимо факелоносца к юнцам. Их заводила легко повернулся на пятках.