«Да что же это такое в самом деле! — возмущался он про себя. — Ужас какой-то! Это же он, тот подонок шлепнул Колодного. А может быть, они меня подозревают! Что я с ним в сговоре?.. Да нет, что за бредовая мысль! А что же он так тянет, хоть бы сказал что-нибудь!»

Александр с ненавистью посмотрел на следователя.

Тот наконец-то закончил изучать свои бумаги, откинулся на спинку стула, опять хитро взглянул на Александра и, медленно растягивая слова, произнес:

— Так. Вы подождите, пожалуйста, немного в коридоре. Можете сходить покурить, выйти освежиться на улицу, но далеко не уходите. Мы с вами еще не закончили.

Александр коротко кивнул и вышел за дверь. Ему действительно как будто не хватало воздуха, он спустился на первый этаж, открыл большую стеклянную дверь и вышел во двор. Двор был забит машинами — милицейскими и гражданскими. Какой-то человек в форме, с погонами младшего лейтенанта попросил у Александра огоньку.

— Погодка! — мечтательно взглянув на небо и сильно затянувшись сигаретой, произнес он. — Эх, на рыбалочку бы! А? Водичка плещет… Ветерок обдувает… И тишина-а…

Но Александр только угрюмо смотрел на лейтенанта, и тот, поняв, что его не поддержат в отношении погоды и рыбалки, недовольно вскинул бровь и отошел. Александру и правда не было никакого дела до погоды, и уж тем более до рыбалки. Сначала он думал о мирской несправедливости, но потом, как это обычно бывает, когда тема слишком сложная или совершенно бесполезно-безнадежная, мысли его стали отдаляться, течь в каком-то приниженно-бытовом направлении. Подумалось о своих личных проблемах, о маленькой зарплате, о том, что в квартире давно пора делать капитальный ремонт. Ему стало очень жалко себя. Наконец, когда сигарета была докурена, Александр, опустив голову, поплелся обратно.

В коридоре было все так же душно, несмотря на открытые окна. Солнце запускало обжигающие лучи внутрь комнат и жарило, как в аду. Александр подумал о том, что неплохо было бы, чтобы следователь надолго не забывал о нем и скорее позвал в свой кабинет, где, как сумасшедший, крутился мощный напольный вентилятор.

В это время в кабинет следователя провели задержанного Александром киллера. Тот бросил на него насмешливый взгляд, и Александр так стиснул зубы, что ему показалось, будто его челюсть сейчас хрустнет.

— Валерий Синицын? Так ваше имя? — напустив на себя строгий вид, спросил следователь, когда задержанного ввели в его кабинет.

— А закурить можно? — вместо ответа нагло поинтересовался допрашиваемый.

— Нет, нельзя, — спокойно ответил следователь. — Отвечайте на вопросы.

— Да ладно, гражданин начальник, — усмехался Синицын, — столько дней в камере просидел и ни одной сигареты не выкурил. Уголовнички-то коптят вовсю, а простому человеку и затяжечки сделать нельзя. Куда это годится? Где справедливость? Неужели нельзя навести порядок в тюрьмах? Теснота, духота, спим по очереди…

Киллеру явно хотелось почесать языком.

— Это не к нам претензии, — ответил следователь, которому тоже торопиться было некуда, — мы — следственный орган.

— Вот всегда так, — обреченно кивнул киллер, — только и слышишь, что «моя хата с краю». А вот когда каждый из нас, вы, я, вон тот, который в коридоре сидит, осознает свой гражданский долг, вот тогда в стране наступит порядок.

— Вы, я вижу, уже осознали, — усмехнулся следователь. — И вообще, хватит тут балаган разводить.

— Гражданин начальник, дай сигаретку, а? У меня, вон, уже руки дрожат, а при виде пачки «Мальборо», — он кивнул на сигареты, лежащие на столе, — вообще слюнки текут. Ну, будь человеком!

Следователь нахмурился и грозно взглянул на Синицына, но потом с брезгливой гримасой на лице кинул ему пачку сигарет:

— Черт с вами! Курите! Только вот я не помню, чтобы разрешал вам ко мне на «ты» обращаться.

— Прости, начальник, то есть простите… — жадно закуривая, бросил Синицын.

— И я не начальник, а следователь. Начальник у тебя на зоне будет.

— Ну, что же вы мне пеняете, что я вас на «ты»… А сами… — киллер закурил и с наслаждением вдохнул дым. Затем, некоторое время подержав его внутри, медленно, с удовольствием, как бы нехотя, выпустил его через ноздри. — Хорошо. Спасибо, началь… то есть гражданин следователь.

— Приступим… — откашлявшись и опустив глаза, сказал следователь.

— Ну, что ж, давайте, — с комической готовностью подхватил Синицын, не забывая, однако, с удовольствием затягиваться. — Я готов.

— Валерий… — прочитал следователь.

— Да, да, да. Валерий Синицын, это я. — С готовностью закивал Синицын. — Вы не ошиблись. У вас там все правильно записано.

— Год, дата рождения, род занятий? — следователь еще больше сдвинул брови.

— Боже мой! — тяжко вздохнул Синицын. — Что ж такое? Каждый раз одни и те же вопросы! Не надоело? У вас же там все написано! Вы каждый раз по бумажке сверяете! По одной и той же! Вы считаете, что за несколько дней, проведенных в камере, среди всякой шушеры, человек может кардинально изменить имя, дату рождения и род занятий?

— А вы, значит, не из шушеры? — ехидно поинтересовался следователь. — Порядочный, законопослушный гражданин?

— Ну да! — охотно согласился Синицын, с сожалением гася выкуренный до самого фильтра окурок в пепельнице. — А что, у вас есть какие-то сомнения?

— Что же вы тогда, порядочный человек, забыли у нас, в прокуратуре? — усмехнулся следователь.

— Да, по-моему, вроде как и ничего, — с готовностью ответил Синицын. — Это у вас надо бы узнать, что я у вас делаю?! В самом деле! По всей видимости, жду, когда разрешится это чудовищное недоразумение.

— Ну, хорошо, заканчивайте демагогию, отвечайте на вопросы. Я вас допрашиваю только второй раз. А официально — первый. — Следователь снова взялся за шариковую ручку.

— Черт, бюрократию развели, — с досадой покачал головой Синицын.

— Что, что вы сказали? Я не ослышался? — рассмеялся следователь.

— Нет, нет. Ничего. Это я так… Мысли вслух, — скорбно потупив взор, отреагировал Синицын.

— Итак, — следователь занес ручку над протоколом, — я жду ответа на поставленные вопросы.

— Итак… — задумчиво повторил Синицын, и в глазах его мелькнули два хитрых огонька. — Род занятий? Да какой род занятий? Никакой. Графского происхождения мы, а какой у графов род занятий? За счет бедных крестьян живем, душегубствуем помаленьку. А как же, без этого нашему роду никак нельзя, нет! Зато уважают! Да. Года рождения своего точно не знаю, поскольку паспортов тогда не было, а матушка моя мне не сообщила. Ее казнили, когда я еще малюткой был, да, прилюдно на костре сожгли, как потомственную ведьму. Помню вот, что семидесятилетие свое я шикарно отметил в тысяча шестьсот восемнадцатом году от рождества Христова. Да… Кровушка тогда рекой текла… Вот и считайте…