Итак, перекладывая на бумагу с помощью слов и неизбежно застывших понятий то, чему учат в живом общении, на тренингах, через ролевые игры, где есть возможность прислушаться к эмоциям, получить отклик группы, я опасаюсь, что некоторым данная затея покажется весьма утопической. Я иду на этот риск потому, что речь идет о продолжительном процессе, а не о фокусе. То есть речь идет о состоянии сознания, которое практикуют как иностранный язык. Каждому известно, что, разок прочитав учебник английского языка начального уровня, никто не рискнет принять участие в конкурсе красноречия в Оксфорде или даже вмешаться в светскую беседу. Нужна практика!

Эта книга адресована именно тем, кто хочет практиковать искренний контакт. По роду своей работы я ежедневно встречаюсь с людьми в самых разных местах: на предприятиях, в образовательных учреждениях, в семьях из всех социальных слоев, в больницах, в среде брошенных на произвол судьбы молодых людей или высокого начальства. И каждый день я убеждаюсь, что при желании этот искренний контакт всегда возможен.

Мне не хватает слов, чтобы выразить свое одиночество, свою грусть или гнев. Мне не хватает слов, чтобы высказать свою потребность в общении, понимании, признательности. Тогда я критикую, оскорбляю или бью. Тогда я напиваюсь, ухожу в загул или впадаю в депрессию.

Насилие, держим ли мы его в себе или выплескиваем наружу, является результатом ограниченного словарного запаса. Оно – выражение неудовлетворенности, не находящей слов, чтобы заявить о себе.

Причина этому проста: нам так и не удалось освоить лексикон нашей внутренней жизни. Мы не научились точно описывать свои чувства и свои потребности. Между тем с детства мы усвоили множество слов: мы в состоянии говорить об истории, географии, математике, науке и литературе, о компьютерной технике или спортивных снарядах, об экономике и праве, но когда мы учили слова для описания нашей внутренней жизни? Взрослея, мы отгораживаемся от наших чувств и потребностей, чтобы попытаться прислушаться к чувствам и потребностям папы и мамы, братьев и сестер, учителя и т. д. «Делай, что велит мама… Делай, что хочет твой двоюродный братишка, который придет поиграть после обеда… Делай, что от тебя ждут».

Итак, мы прислушиваемся к чувствам и потребностям всех людей – начальника, клиента, соседа, коллег – кроме своих собственных! Мы поверили, что для выживания в коллективе нужно оторваться от самих себя.

Однажды придется заплатить за этот отрыв! Робостью, депрессией, сомнениями, колебаниями, неспособностью сделать выбор, потерей интереса, вкуса к жизни.

На помощь! Мы тонем, попав в водоворот. Скоро совсем захлебнемся. Мы ждем, что нас вытащат, проинструктируют, и в то же время мы больше не в состоянии выслушивать никакие советы! Мы насытились разными: «Нужно, чтобы ты… Пришло время, чтобы ты… Тебе следовало бы…»

Нам необходимо найти себя, прочно закрепиться в себе самом, изнутри почувствовать, что это говорим мы, решение принимаем мы, а не наши привычки, стереотипы, страх косого взгляда. Но как?

Мне нравится прибегать к любимому мною образу маленького человечка – плоду труда и воображения Элен Домерг, тренера по ненасильственному общению из Женевы.

Голова символизирует интеллектуальное пространство. Именно там заложены основы всякого полученного нами воспитания. Именно эту сферу мы напрягали, дисциплинировали, оттачивали – чтобы стать успешными, продуктивными, быстрыми. Что до нашего сердца – нашей эмоциональной, внутренней жизни, то ему не было оказано столько внимания.

Мы действительно научились быть мудрыми и рассудительными, принимать правильные, очень взвешенные решения, анализировать, разделять по категориям, наклеивать ярлыки, раскладывать по ящикам. С самого детства нас стимулировали, натаскивали, оттачивали и учили разбираться в тонкостях интеллектуального понимания происходящего. Нас не побуждали или мало побуждали к эмоциональному пониманию, если откровенно не отвращали от него.

В процессе работы я наблюдаю четыре категории такой интеллектуальной работы, которые часто становятся причиной насилия – над собой или другими.

Мы судим. Мы судим о человеке или о ситуации по той малости, которая нам видна, и принимаем эту малость за реальность в целом.

Например, мы видим на улице мальчика с оранжевыми волосами «ирокезом» и пирсингом на лице. «О! Панк, еще один из этих бунтарей, маргинал и бездельник». Мы вынесли свое суждение в мгновение ока. Быстрее молнии. Мы ничего не знаем об этом мальчике, который, может быть, страстно вовлечен в молодежное движение, играет в театральной труппе или занимается исследованием в области информационных технологий и всем своим талантом и всей душой способствует мировому развитию. Но поскольку что-то в его облике вызывает в нас страх, недоверие и порождает потребности, которые мы не умеем распознать (потребность принять это отличие, потребность найти нечто общее, потребность быть уверенным, что различие между нами не влечет за собой непреодолимый разрыв), мы судим его. Посмотрите, какое насилие совершает наше суждение над красотой, великодушием, внутренним богатством, которое, разумеется, есть в этом человеке и которого мы не увидели.

Другой пример. Мы видим, как мимо нас в огромной машине проезжает элегантная дама в шубе. «Какая мещанка! Еще одна из тех, кто только и думает о том, чтобы выставить на показ свое богатство!» Мы снова судим, принимая ту малость, которую мы заметили у другого человека, за абсолютную реальность. Снова мы совершаем насилие над красотой этого человека, не замеченной нами потому, что это внутренняя красота.

Может быть, эта женщина совсем не жалеет времени и денег, если они у нее есть, на помощь и поддержку бедным, мы ничего об этом не знаем. Внешний вид человека пробуждает в нас страх, недоверие, гнев или грусть – и потребности, которые мы не умеем расшифровать (потребность в общении, потребность делиться, потребность способствовать всеобщему благополучию), тогда мы судим, мы загоняем другого человека в определенную категорию, запираем его в ящике.