Эта борьба на, казалось бы, самом узком участке литературы была важна, поскольку и здесь был свой пантеон, и его приходилось все время менять: «Основоположники советской детской литературы Чуковский, Маршак», потом «Маршак, Чуковский», затем — «Маршак, Михалков, Барто, Чуковский», а после войны — «Михалков, Барто, Маршак и др.»[22].

Художественные произведения в принципе сопротивляются вторжению прямой пропаганды, поскольку это уничтожает саму суть художественного. Как следствие, оно теряет своего читателя в случае книги или зрителя в случае кино. В художественной книге читатель хочет видеть не повтор действительности или пропаганды, как это было с соцреализмом, а иной мир.

Виртуальный мир в любом случае присутствует в разуме человека. Он может повторять доминирующий в обществе и государстве вариант, а может противоречить ему. Противоречащие взгляды сразу начинают корректироваться мощными медиа, оставляя тем, кто против, только слабые возможности для тиражирования своих взглядов.

Более тридцати лет назад Н. Постман предупреждал о последствиях телевидения, говоря, что мы становимся культурой, в которой информация, идеи и эпистемология порождаются телевидением, а не книгами[23].

Л. Стрейт объясняет его подход двумя составляющими[24]. С одной стороны, базируясь на картинке, телевидение не поддерживает рациональный, логический дискурс. С другой стороны, это скорость подачи информации, которая не дает возможности раздумывать.

Сегодня можно сказать, что соцмедиа во многом усилили предложенные телевидением правила информационной игры, сделав человечество заложником.

Виртуальное пространство имеет важное отличие от пространств информационного и физического: оно всегда привлекает, а не отталкивает, как это иногда бывает с информационным или физическим, которые часто навязываются человеку. Мы сами стремимся в виртуальность, даже отдавая свои деньги за то, чтобы погрузиться в нее: увидеть фильм, прочесть книгу, сыграть в видеоигру и т. д. Правда, виртуальное пространство на одном полюсе имеет «Гарри Поттера» как пример виртуальной продукции, добровольной для потребления, но на другом — религию и идеологию, которые в далеком прошлом были более чем обязательны для каждого.

Сегодня потребление в виртуальном пространстве формируется в основном на добровольной основе, однако те или иные виртуальные продукты, приходящие извне, могут конфликтовать с национальной виртуальной системой. Реально радикальный исламизм стал ответом на столкновение двух виртуальных систем: западной и исламской.

Эту же сложную ситуацию можно увидеть на примере Ирана, который пытается выйти из подобной культурной войны созданием своих аналогов из мира виртуальности. Взамен западных кукол Барби и Кена выпускают своих Дара и Сару[25][26][27], взамен западной анимации развивается своя, благодаря специально созданному Институту интеллектуального развития детей и подростков (Institute for Intellectual Development of Children and Young Adults) ([28], см. подробнее о деятельности этого института[29]). Все это для того, чтобы в результате ребенок остался в окружении национального виртуального продукта вне конфликта виртуальностей, своей и чужой.

При этом анимационные фильмы работают не только для детей, например, в них Иран вступает в вооруженную борьбу то с США, то с Израилем, побеждая своих врагов[30][31][32]. Причем считается, что это иранский ответ на западные видеоигры. Оберегают и взрослых. При трансляции футбольного матча «размазали» сосцы волчицы на эмблеме футбольного клуба «Рома»[33]. При посещении иранским президентом римского музея обнаженные античные статуи прикрыли коробками[34]. Трансляция вручения Оскара заставила прикрыть обнаженные плечи актрисы Ш. Терон[35]. Такое столкновение двух виртуальностей можно увидеть и в российском примере, когда архимандрит спел в храме «Мурку», за что был отправлен из Московской епархии в Тирасполь[36][37]. Такое же столкновение виртуальностей можно увидеть в ситуации, когда молодые люди пытались поджарить яичницу на Вечном огне в Киеве.