— Женевьева! — мягко позвал он.

— Да, мой господин?

— Анна солгала. О моей семье ходят легенды, но на самом деле смерть моего деда была просто случайностью. Мы не оборотни — по крайней мере не больше, чем все остальные англичане! Эти семейные истории тянутся со времен Вильгельма Завоевателя.

— Кроме одной, о твоей бабушке, — тихо произнесла Женевьева.

— Бабушка упала с лестницы, Женевьева. В этом нет никакого проклятия. Виной тому трухлявое дерево.

— Знаю, — прошептала Женевьева. — Но… Но, Уорик, сон, от которого я проснулась… Я видела ее! Уорик, я ее видела!

Она вдруг всхлипнула, напряглась, ее хрупкие руки затрепетали на его груди.

— Уорик! Она приходила ко мне! Зеленая от могильной плесени, вся в трупных пятнах! И сказала, что я скоро приду к ней и что это неизбежно…

— Погоди, Женевьева! Кого ты видела? Мою бабушку? Нет, моя любовь, ты не могла ее видеть. И поверь мне, я никому не дам тебя в обиду.

Она услышала в его голосе страстность и задрожала еще сильнее от исходившей от него всепобеждающей силы.

— Уорик! Я постараюсь не быть такой трусихой.

— Ты вовсе не трусиха.

— Да, я просто слабая, у меня нет сил.

— У тебя есть сила моей любви.

— Ах, Уорик…

Как он добр! Женевьева взглянула мужу в лицо глазами, увлажнившимися от любви, и прижалась к нему еще крепче. Она решила, что будет достойной его любви, и, сделав над собой усилие, чтобы заглушить страх, подумала о цели их приезда в Вестчестер и о поединке.

— Уорик, я так люблю тебя. Я гордилась тобой сегодня. Ты был выше всяких похвал. Ни один рыцарь не сравнится с тобой в доблести!

Он рассмеялся:

— Если ты так считаешь, то мне больше ничего и не надо. А теперь, моя дорогая, обожаемая жена, которая носит моего обожаемого ребенка, иди в постель! А я с удовольствием пропущу стаканчик портвейна, а потом приду и засну рядом с тобой.

Женевьева улыбнулась, ища поддержки.

— Я буду ждать тебя, мой дорогой, — сказала она. Уорик мягко дотронулся до ее щеки костяшкой пальца.

— Это совсем не обязательно, дорогая. Я знаю, ты хочешь отдохнуть.

— Нет, Уорик, я дождусь тебя.

Он нежно улыбнулся в ответ и помог ей подняться на ноги.

— Я очень люблю тебя, Женевьева, и нисколько не разочаровался в тебе.

Она знала, что это еще одна ложь, благородная ложь красивого, мужественного и смелого мужчины, ее. мужа. Она будет храброй! Она не поддастся ужасным фантомам ночи!

— Я жду тебя, — пообещала она и, слегка покраснев, заторопилась в спальню.

Уорик, хромая, направился к буфету, взял стакан и налил из графина крепкого портвейна. Он почувствовал, как сильно Анна задела его, зайдя гораздо дальше, чем он желал бы ей позволить. Она посмеялась над Женевьевой, их ребенком да и над ним самим, припомнив пресловутое «проклятие».

Напряжение сковало все его тело, в то время как воспоминания разогрели кровь до болезненного кипения. Он безумно хотел обладать женщиной вроде Анны: сильной и сладострастной, всегда готовой идти навстречу его желаниям! Он стоял в оцепенении, отчаянно пытаясь заглушить вспыхнувшее вожделение.

Он покачал головой и допил вино. Его жена хороша и нежна, это правда, и ему было бы тяжело ее предать. Но правда и то, что иногда еще тяжелее удерживать страсть.

Неожиданно его мысли вернулись к женщине в лесу. Существовала ли она на самом деле или это был сон?

Сначала мужчина, угрожавший ей… Потом ее исчезновение под водой… Это реальность или воображение? Он даже не рас смотрел ее как следует, но кажется, она была красива. Страстная и воинственная. Мысли о ней разожгли еще сильнее его голод. Он сгорал от желания обнять этот сгусток огня и ярости.

«Я женат на Женевьеве», — спохватившись, одернул он себя. Ей безраздельно принадлежат его жизнь и его преданность… и его мечты. Уорик вздохнул и присел на кресло, чтобы сбросить ботинки. Они упали с глухим стуком, ударившись о каменный пол. И сразу за этим последовал еще один глухой удар.

Уорик с тревогой обернулся и увидел, что дверь в спальню к . закрыта. Он нахмурился: Женевьева никогда, даже будучи невестой, не закрывала перед ним дверь. А сегодня она совсем его не ж боялась и даже пригласила войти.

— Уорик! Она идет! Ах, она идет!

Он с размаху ударился в дверь, подгоняемый душераздирающим криком, в котором слышались ужас и мольба. Дверь оказалась запертой.

— Женевьева! — постучал он, но ответа не последовало.

Уорик бросался на дверь снова и снова, не обращая внимания на жгучую боль, пронзавшую его плечо.

— Женевьева!

Наконец дверь подалась. Он, пошатываясь, ворвался в комнату. Но Женевьевы там не было. Кровать под балдахином была пуста. Ветерок, залетавший с балкона, колыхал бледные легкие занавески.

Крик доносился снизу.

Ужас наполнил Уорика; его ноги как будто налились свинцом, когда он с усилием вышел на балкон. Крик повторился, и он взглянул вниз.

— Женевьева!

Гроб с телом Женевьевы поставили в королевской церкви, где дни и ночи напролет читались молитвы за упокой ее души. Все это время Уорик провел рядом с телом жены, до того самого дня, когда задрапированный в черное катафалк отправился в Северную Ламбрию, где Женевьеву похоронили в фамильном склепе.

В тот день он сидел в еще недавно их общей спальне и глубоко сокрушался о своем безрассудстве, позволившем ему взять в жены столь хрупкое существо. Вдруг где-то совсем рядом ему послышался шорох. Уорик тщательно осмотрел шпалеры, висевшие на стенах по обе стороны камина. Затем он резко отбросил одну из шпалер и увидел, что за ней скрывается выступающий из стены кирпич. От легкого нажима на него стена тихонько подалась назад, открыв узкий проход.

Уорик сделал несколько шагов и чуть не поскользнулся на сырой, темной, круто изогнутой лестнице.

Тогда он вернулся в комнату за факелом и, держа перед собой огонь, спустился по ступенькам. Они привели его в старый пустынный донжон. Распугав крыс, Уорик остановился перед грудой древней рухляди и увидел нечто необычное — монашескую сутану и греческую театральную маску.

Он долго рассматривал в полумраке загадочные вещи и наконец, прихватив их, вернулся в комнату.

При дворе короля все знали о трауре герцога Северной Ламбрии. Уорик удалился в свои владения и порвал все связи с окружающим миром.

Наконец Карл, который сильно скучал по другу, самолично отправился в Северную Ламбрию. Его встретили с подобающими королю почестями; Уорик выказал королю отменное радушие и даже пытался смеяться, слушая прославленные королевские остроты, но в его сердце по-прежнему царил холод.