она работала бухгалтером на колбасной фабрике. Бабушка могла покупать колбасу по сниженным для сотрудников предприятия ценам. Я помню газовую трубу на кухне в нашей двухкомнатной брежневке, увешанную палками этой колбасы. Бабушка Лиза была практичным, бережливым человеком, понимала, что такое деньги, в чем плюсы и минусы любой коммерческой деятельности – и позже, работая в нашей фирме, она дала мне массу ценных советов. Она прекрасно разбиралась во всех коммерческих тонкостях эпохи СССР: знала, что такое обмен квартир, как сделать размен с доплатой, как грамотно и выгодно действовать в ситуации крупных финансовых вложений при социализме. Я был первым ее внуком, она безумно любила меня, именно бабушка выбрала мне имя Юрий.

В СССР не существовало понятия «средний класс», однако нашу семью я отнес бы именно к нему. Папа работал начальником цеха на заводе, затем секретарем парткома, позже заместителем директора по экономическому развитию, потом заместителем директора по производству и лишь в финале, как я уже сказал, дослужился до и. о. директора. Он мог позволить себе, например, машину, однако не хотел ее покупать. У него было плохое зрение, но не было ни малейшего желания носить очки (обязательное условие при получении прав). Поэтому всю жизнь он вставал рано утром и ездил на работу в общественном транспорте. Мне же ужасно хотелось, чтобы родители купили машину – не любил ездить на дачу на автобусе. Бабушка и тут стала моим союзником. Однажды она предложила отцу добавить денег на покупку машины, но папа не согласился.

Жили мы в обыкновенной пятиэтажке, сначала в одной, затем переехали в другую. Все свое детство я прожил в комнате с братом.

Самые первые бизнес-сделки я совершил в школе. Здесь необходимо еще раз обратить внимание на то, что Новороссийск – портовый город. Отцы многих моих одноклассников были моряками. Мой же папа моряком не был, и от этого я в некоторой степени страдал. В советское время в Новороссийске отсутствие папы-моряка означало отсутствие у ребенка, например, джинсов и куртки «Аляски», которую я себе тогда очень хотел. Как и жевательную резинку, как и красивые заграничные пеналы и все прочее – то, что привозили своим детям моряки «из-за бугра».

Я очень рано почувствовал вкус денег и понял: и пеналы, и куртки, и джинсы, и фломастеры, рюкзаки и так далее – все можно купить. Далеко за этими вещами ехать не требовалось: моряки сдавали то, что приобретали за границей, в наши, новороссийские, комиссионки.

И я быстро придумал, как заработать. На карманные деньги покупал у одноклассников иностранные монеты (или просто выпрашивал). Огромное количество таких монет залеживалось в карманах моряков – валютную мелочь не меняли, по приезде в СССР для большинства она становилась ненужной грудой металла. Однако для коллекционеров, тусовавшихся тогда на городском «монетном» рынке, такая мелочь представляла некоторую ценность. Благодаря природной предприимчивости я мог добыть монеты практически любых стран: и американские центы, и японские монеты с дырочками, в общем – все, что только существовало тогда за пределами СССР. До сих пор в Новороссийске у моей мамы хранится довольно внушительная коллекция.

Каждое воскресное утро я приходил на этот рынок и продавал монеты нумизматам. Быстро перезнакомившись со всеми, я стал своим в их тусовке. Они встречали меня радостным вопросом: «Привет, пацан! Принес новые монеты?» Этот вид заработка считаю своим бизнес-дебютом. Школьные учителя ничего о моей коммерческой деятельности не знали. Мама знала и, конечно же, была против. Папа относился к моему бизнесу сдержанно. Я чувствовал, что семья не очень-то принимает такое поведение тринадцатилетнего меня – однако, несмотря на это, продолжал ходить на рынок.

В этих первых моих бизнес-сделках мне помогал брат Сергей, в те годы он учился в младших классах. У него же тоже были одноклассники, у которых в свою очередь были папы-моряки. Брат выпрашивал монеты «по своим каналам».

Помню две истории, которые сейчас кажутся мне забавными – в обеих были замешаны мы с Серегой. Однажды летом, когда мне было лет четырнадцать, а ему соответственно семь, мы приехали к родственникам в Алма-Ату, где обычно бывали раз в два-три года. В этом городе в рамках сотрудничества между Ираном и советскими республиками проводилась выставка иранских товаров народного потребления. Там бесплатно в качестве подарков посетителям раздавали разные мелочи: жвачки, детские шлепанцы, брелоки, майки, бижутерию – великое множество всего. Однако за каждым подарком требовалось отстоять очередь. Брат Серёжа проявил себя моим верным оруженосцем – его ярко-рыжие волосы виднелись то здесь, то там, он умудрялся везде влезть без очереди и помог мне набрать кучу иранских сувенирных вещичек. Их мы продать не пытались – оставили себе. Этот трюк мы исполняли вчетвером, в нем также участвовали две моих троюродные сестры: Наташа и Лена из Алма-Аты.

Однако это была не самая «шокирующая» моя выходка. Отлично помню неудачную торговлю розами, которые мы с сестрой Леной нарезали секатором на площади Правительства в Алма-Ате. Мама случайно обнаружила меня, брата и сестер на мини-рынке, мы не успели еще даже ничего продать. Нагоняй был знатный.

В конце девятого класса пришло время выбирать дальнейший путь. Оставаться в школе я не собирался, уезжать куда-то не хотел – мне нравился родной город. До сих пор искренне люблю его. Сейчас в нем открылось огромное количество учебных заведений, но в начале 90-х, сразу после развала СССР, было всего два приличных места для получения будущей профессии: Морская академия и филиал Краснодарского политехнического института. Я выбрал академию. То есть сначала поступил в лицей при ней, чтобы, проучившись там 10 и 11 класс, поступить в вуз.

Мечта стать моряком тогда в Новороссийске была практически у каждого мальчишки. И в основном все шли учиться в Мореходку – по крайней мере, самые толковые. И я пошел, поддавшись стадному чувству.

Лицей на тот момент только открыли, там можно было отучиться два года – и поступать в академию без всякого конкурса. Я увлекся идеей стать моряком – идеей, которая впоследствии себя не оправдала. Более того, я был единственным, кто оттуда добровольно ушел. Мне говорили, что так не делается, меня уговаривала остаться завуч, родители жалели моих усилий, потраченного времени, ведь туда было сложно поступить, большой конкурс… Однако я все-таки покинул лицей и вернулся в свою школу. А пока учился в лицее, произошла история, изменившая всю мою дальнейшую жизнь.

Однажды, гуляя во дворе, я услышал разговоры ребят, моих ровесников, о том, что сейчас можно поехать в Польшу, торговать там на рынке. Идея меня заинтересовала, я решил узнать об этом поподробнее.

История была такой: в 90-е появилась куча фирм, которые маскировали себя под туристические, при этом целенаправленно набирали подростков для торговли за границей. Родителям, а часто и самим школьникам, говорили, что автобус едет в Польшу на экскурсии. Однако лично я ни одной экскурсии не помню.

Потом оказалось, что вывоз школьников на польские рынки был тогда в России огромным бизнесом.

В России наступал период «челноков». После развала СССР закрывались предприятия, сокращались рабочие места, люди голодали в неоплачиваемых отпусках либо просто сидели без зарплаты. В общем, надо было как-то выживать в кризис. Многим пришлось сломать тогда собственные стереотипы, даже не склонный к бизнесу человек вынужден был перестроиться, купить несколько пластиковых клетчатых сумок – их вскоре стали называть «челночными» – и ехать в Польшу или Турцию покупать то, что дешево в России и дорого там, и наоборот.

Мои родители, особенно мама, были, конечно, против того, чтобы я куда-то ехал. Однако я проявил еще большую твердость, чем обычно, и слушать никого не захотел. Через две недели споров мама сдалась, и я отправился в Польшу торговать.

Выехал из Новороссийска на автобусе «Икарус» с такими же несовершеннолетними пацанами и девчонками, желающими подзаработать. Компания, которая нас туда везла, называлась то ли «Интурист», то ли «Меридиан», сейчас точно не помню. Год на дворе