Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зинаида ответила не сразу. Взяла паузу, задумалась… Долго смотрела почему-то на Аню… И только потом, со вздохом, согласилась. А еще спросила, можно ли оформить квартиру на внучку.
Аня встрепенулась тогда, запротестовала, но ни Корней, ни Зинаида ее не слушали. Высоцкий кивнул, ограничиваясь коротким: «можно». Зинаида поблагодарила, отчего-то опуская взгляд и краснея…
Позже Аня пыталась выяснить у Корнея, почему он так легко согласился, ведь это нечестно, а он всегда за справедливость — владелицей дома была Зинаида, а значит и квартира должна принадлежать ей, Аня-то тут при чем? Но Корней тему не развил. Просто произнес: «твоя бабушка знает, что делает, Аня. Поверь». И к этому разговору они больше не возвращались.
На время ремонта Зинаида решила побыть у сестры. Как казалось старшей Ланцовой, так она хотя бы немного сэкономит деньги Высоцкого.
И это решение бабушки… Подарили Ане небывалое облегчение. Потому что она не была готова уходить. Но знала, в отличие от попытки ночного побега, на сей раз Корней повел бы себя иначе — отпустил. Потому что здесь решать однозначно должна она. Говорить ли правду бабушке, отстаивать ли перед ней свое право на отношения с ним — это тест на взрослость. И рано или поздно она должна будет его пройти… Или провалить.
Но сроки Корней не устанавливал, а сама Аня не спешила. Держала в памяти, но пока что откладывала.
Впрочем, как и в общении с другими людьми, которые были для нее хоть сколько-то близкими.
На следующее утро после того, как Аня собрала вещи, Алина долго выпытывала, что стряслось и почему переезд так и не случился… Аня же всячески увиливала, понимая, что просто не готова во всем признаться. Не потому, что стыдится — себя или Корнея. А просто… Представляла, какой будет реакция Алины, и не хотела встречаться с ней в реальности.
Никто не поймет и не поверит в то, что у них может быть что-то серьезное. Да даже что-то просто общее.
Алина наверняка пожалеет, покачает головой, накроет ее руку своей и произнесет, сведя брови на переносице: «вот это ты дала, малыш… Он же такой… Черствый»…
Танюша скорее всего просто испугается, понятия не имея, что может связывать Аню со взрослым мужчиной, который не хмурится только когда спит.
В Университете, если кому-то есть дело до нее, наверняка вообще пустили бы слухи о том, что она продалась какому-то богатому за секс и доит, пока есть такая возможность… Прямо так же, как говорила Илона, пытаясь унизить.
В окружении Корнея тоже наверняка недоумевали бы… Зачем ему девочка-то? Хотя не так… Неужели все так плохо, что спустился с уровня «женщина» на уровень «девочка»?
Что подумали бы его родители Аня даже представить не могла. Впрочем, она вообще не могла представить этих людей. Неужели такие же? Или совсем другие? От мыслей, что когда-то, возможно, им предстоит встретиться, мурашки бежали по коже…
Ане казалось, что с умноженным на три Корнеем Высоцким она просто не справится…
Но понимала, что эти мысли — слишком далекие.
Сначала разобраться бы с одним. Точнее окончательно в нем.
И вот в него она ныряла на новые глубины без страха.
Узнавала его предпочтения — в еде, в кино, в музыке, в литературе. Слушала рассказы о странах, в которых бывал, в какие планирует съездить. Удивлялась, как подчас неожиданно реагирует на вещи, вызывавшие у большинства типичные реакции. Изучала его, создавая в голове целостный образ, пробуя предугадывать… И радуясь, когда получалось.
На протяжении месяца они несколько раз побывали в кино — фильмы выбирал Корней, Аня соглашалась. Это всегда были неожиданные картины, пересматривая трейлеры к которым, девушка напрягалась… Ей казалось, что ждет их что-то слишком сложное. Но выходила всегда в восторге. В отличие от самого Корнея, который давал довольно скупые эмоционально оценки. «Хороший фильм». «Немного затянут, как по мне». «Ожидал большего/меньшего».
Куда чаще они просто где-то вместе ужинали. Уже не в том ресторане, в котором однажды встретили Илону. Корней не предлагал, ощущая, что Аня еще не избавилась от неприятных воспоминаний. И скорее всего допуская, что боится снова встретиться. И чего греха таить? Аня действительно боялась. Но уже другого. Была уверена — Корней запретил Илоне повторять свою выходку. И что он сделает, если бывшая любовница все же рискнет, предполагать не бралась. И свидетельницей становиться не хотела.
Выходные, если Корней не забивал их работой, они обычно проводили дома. Аня училась, Корней ходил на спорт. Иногда девушка набиралась смелости и что-то готовила. Кормила. Корней неизменно хвалил.
Очевидно было, не ждал и не нуждался в том, чтобы Аня «брала на себя кухню». Скорее всего даже сделал бы замечание, что таким образом она нерационально тратит свой главный ресурс — время. Но никогда не отказывался от предложенного. Не вредничал, не воротил носом. Искренне благодарил, пусть и не выражал восторг, падая на колени и целуя пальцы.
Подобного поведения от мужчины Аня вообще не ждала. Да и не хотела-то особо. Редкие слова, долгие взгляды, горячие руки, которые могут найти ее тело в совсем неожиданный момент, когда она занята делом, когда задумалась о чем-то своем, когда на секунду забыла о нем… Пробирались под одежду, обжигали кожу, дарили куда больше счастья, чем любые слова.
Аня понимала — он хочет ее по-прежнему сильно. Даже считать не бралась, сколько времени провел без секса из-за того, что связался с ней. Знала, что это не продлится долго. Ведь его близость всегда отзывалась в ней однозначно. Но была благодарна за то, что Корней не форсирует. А сама готовилась умом, когда тело было давно готово.
Вероятно, никто не понял бы, в чем причина замедлений. Ведь хочешь — вперед! В чем проблема-то? Зачем мужика мучить? Кому сдалась эта девственность? Но дело было не в ней. И не в страхе неизвестности и физической боли. А в страхе поспешить. Все же нырнуть слишком глубоко. Туда, где оттолкнуться ногами в нужный момент просто не сможешь. Оступиться, как мать. Но не в том смысле, который однажды озвучил Корней. А в том, что… Она же любила Аниного отца. Очень любила. В этом Аня не сомневалась. И именно из-за этого совершила так много ошибок. Именно из-за этого лишила любви дочь — слишком похожую на него. Из-за этого сломала себе жизнь… Ведь не была счастливым человеком. Аня понимала это прекрасно… А может ей только казалось… Или просто хотелось хоть как-то мать оправдать. Хотелось назвать поступок ошибкой и найти ее причину… А еще хотелось не повторить ее судьбу.
И пусть Аня понимала: Корней совсем другой. Он никогда не пропадет просто так… По щелчку пальцев. Слишком ответственный. Но страх, что для него все закончится, а она будет на дне… Все равно стоял между ней и новой чертой, которую предстояло перейти.
Она не выбирала, влюбляться ли. Но отдаться ли — выбор ведь за ней. И на это Ане нужно было решиться.
Идея с походом в филармонию принадлежала Ане. Как-то раз Корней сказал, что не имеет ничего против, если она возьмет на себя определение, каким образом проводить совместный досуг. И пусть он имел в виду лишь то, что элементарно не знает, чего хотелось бы ей — в силу разницы в возрасте, но Аня восприняла это как самый настоящий вызов. Приняла его… И долго думала, как бы реализовать нереализуемое. Что-то такое, что доставило бы удовольствие и ей, и ему.